Новый год со спецэффектами

– Да тебя разве заткнешь? Орешь громче телевизора. Наверное, Карл Иванович немного глуховат, к чему так напрягать дикторов? – Наташка изобразила на физиономии полное непонимание, но, заметив, что я собралась продолжить свое выступление, спохватилась: – Ир, ну неужели нельзя прямо спросить: «Наталья Николаевна, как ты очутилась в Алькиной комнате?» Да очень просто! Вашу с Димкой пришлось выделить Виктории. Надеюсь, ты помнишь, как девушка схлопотала по башке дверью? Следовало привести ее в чувство. А Василиса Михайловна не разрешила использовать для этих целей диван в холле, поскольку он был предназначен для тебя. Ты же вроде как ногу сломала. Ну а Виктория была хоть и не совсем здорова, но только на голову, ноги-то у нее передвигались. Словом, отволокли пострадавшую в вашу с Димкой комнату, и она там сразу на кровати разлеглась. С ней Катерина осталась, зубы ей заговаривала. Ну а мы хорошо за столом посидели. Только Ренат надрался. Потом Катерина спустилась, сказала, что все хорошо, Вика постепенно в себя приходит. Когда совсем придет, она ее с собой заберет. Мы не стали ждать этого счастливого момента. Твое состояние здоровья после лечения резко ухудшилось. Пришлось Димке тащить тебя на своем горбу в комнату детей. Не будить же тебя, невменяемую? Маш, ты что вскочила?

Она не ответила. Расширенными от ужаса глазами смотрела на медленно открывающуюся кухонную дверь. Сразу стало слышно, как в каминном зале дикторы телевидения громко и бодро подводят итоги первого дня Нового года. Но в следующую секунду все страхи исчезли – плавно покачивая пушистым хвостом, из темного холла в кухню вплыл Бармалей, взглядом отметивший цель – плошку с молоком. Довольно жмурясь в предкушении удовольствия, он неслышно двигался в заданном направлении, намеренно никого не замечая. Просто не кот, а нечистая сила какая-то.

– Слушай, дорогая, а кто у вас постоянно свет выключает, а телевизор – наоборот? Такое впечатление, что всем этим кот заведует, – не спуская внимательных глаз с Бармалея, поинтересовалась Наташка.

– Да нет, скорее всего, отец, – не очень уверенно предположила Машуня. – Вот и сейчас телевизор включил – бессонница. У себя в спальне не смотрит, потому что маму не хочет будить. Сейчас пойду и выясню.

Чувство тревоги, граничащее с ужасом, нахлынуло настолько внезапно, что я бесстрашно кинулась к выходу, изрядно перепугав Бармалея, после вылаканного молока находившегося в стадии умиротворения. Никогда не видела, чтобы коты так высоко прыгали! Он дико заорал, сиганул вверх, пожалуй, больше чем на метр, и исчез за дверью, казалось, еще будучи в воздухе.

– Включите свет в холле! Старые трюки! – рявкнула я и побежала в каминный зал, дверь которого была прикрыта. Выскочившая вместе со мной Денька метнулась по лестнице на второй этаж и там затаилась.

Первым делом в глаза бросилась торжественно выпрямившаяся елка. Карл Иванович сидел в ярко освещенном зале, спиной к нам, утопая в кресле, развернутом в сторону экрана телевизора. Сверху виднелась только его голова, слегка склоненная к правому плечу. На ней нелепо, как шутовской колпак, торчала моя белая шерстяная шапочка, утерянная днем на дороге. Нахлобученная на лоб часть ее пропиталась кровью. Малиновые капли барабанили по свесившейся на пол красной куртке от костюма Санта-Клауса, свесившейся на пол. Той самой, в которой прибыл Ренат и в которой его, раненого, увозили в больницу. Карл Иванович намертво вцепился в ее рукав. На столе валялся опрокинутый стакан, на коленях папы Карло была полупустая бутылка водки.

Схватившись за голову, Машуня надрывно кричала на одной ноте. Мы ей не мешали. Кончится в легких запас воздуха – сама притихнет. Впрочем, что ей стоило обеспечить продолжение, пополнив этот самый запас? Она так и сделала. Но нам было не до нее. Я зачем-то искала испорченный мобильник, ранее попавший в мышеловку, а Наташка пыталась уговорить явно мертвого папу Карло не дурить, прийти в себя и найти более подходящее место для полноценного отдыха. Через полминуты бесполезных попыток проверить сильно дрожащими руками пульс пострадавшего, Наташка пришла к выводу, что он не прослушивается, а зрачки полуприкрытых глаз и не думают сужаться. В результате подруга прекратила свои тщетные уговоры пострадавшего, закончив их тихим «ну, как хотите, воля ваша…» и вылила полную бутылку минеральной воды на голову Машуни. Однообразный вопль стих.

Злость была сильнее страха.

– Ничего не трогаем! – крикнула я в установившейся тишине так, что сама испугалась. – Ждите меня здесь и попробуйте прозвониться в милицию… Ну, и в «скорую».

На секунду мелькнула мысль, что повторяю Димкины команды. Ах, если бы он был здесь!

В комнате теперь уже вдовы Василисы Михайловны горел ночник. Сама она, сидя на кровати и спустив с нее ноги, дрожащими руками весьма странным способом пыталась натянуть на себя вывернутый наизнанку халат. Попасть спросонья ногами в один рукав ей никак не удавалось. Голова ее мелко тряслась: