Новый год в октябре

— Чего, говорю, стоишь, проходи… — Андрей убрал руку с его плеча. — Пора начинать.

Прошин вошел в комнату. Гости как раз тушили сигареты и поднимались к столу. А стол вдохновлял. Таня умела сервировать его воистину талантливо: по-ресторанному официально, но вместе с тем и уютно, без той казенной строгости, отбивающей аппетит. На белейшей скатерти раскинулся живописный кулинарный ландшафт: запотевшие бутылки водки, мускатное шампанское, свежие пупырчатые огурцы, помидоры, салаты, сыры, словно окропленные росой, соки в стеклянных кувшинах; перепелиные яйца, фаршированные икрой…

Гурман и чревоугодник, Прошин живо оценил ситуацию и вскоре пребывал в выгодной близости самых изысканных блюд.

«Осетра поближе… „Камю“ — тоже… Всего одна бутылка, и не распробуешь… салат — на фиг, а вот беленькие маринованные — вещь!»

— Поляков, — представился сосед, человек с одутловатым лицом и тяжелой челюстью. — Ваш коллега.

— Даже? — Алексей, пропустив мимо ушей тост, машинально чокнулся с гостями.

— Да. А зовут меня Леонид Мартынович.

— Стоп, — призадумался Прошин. — Вы, случаем, не связаны с микроэлектроникой?

— Зачем же случаем… Всей прошлой и будущей жизнью.

— Профессор Поляков? Ну, слышал, конечно… В нашем НИИ восхищались вашими работами…

— Ну-ну, бросьте. А то растаю. — В голосе Полякова звучала ирония, но по всему было видно, что он польщен. — А вы, насколько известно, главенствуете над лабораторией? Дико заняты, наверное? Не до науки?

— Почему же, — сказал Прошин. — Вот… докторскую начал…

— За успех в таком случае… — Поляков повертел стопку. — Линия ваша верна: кандидатов — мильон, докторов — существенно меньше. Доктор… это дело другого рода. — Он выдержал паузу, глядя Прошину прямо в глаза. — Это власть. Деньги. Конечно, счастье не в этом, но и в этом что-то есть…

— Да, — сказал Алексей. — И не что-то, а много конкретных и вкусных вещей. — И с этими словами он занялся осетром, вытащив серебряной лопаточкой из середины рыбины изрядный, украшенный морковной «звездочкой» волнистой полосой майонеза кусок маслено блестевшего мяса.

Аппетита, впрочем, не было. Он давно отметил в себе некую странность: как бы голоден ни был, какими бы яствами ни ломился праздничный стол, но есть много в гостях он не мог. А когда возвращался домой, запропастившийся аппетит появлялся и есть хотелось зверски, но уж тогда, к великой досаде, приходилось довольствоваться уже не деликатесами, а блюдами сугубо будничного обихода, типа пельменей или сосисок.

Расправившись с осетриной, он вышел покурить на кухню. Там возле плиты, рассеянно почесывая фильтром сигареты лоб, стоял Андрей. Табачный дым стлался у него по волосам.

— Грустишь? — поинтересовался Прошин.

— Отдыхаю. — Тот оторвался от раздумий. — Кому пирушка, кому работа. У меня, например, благодаря этому вечеру и тем, кто на нем присутствует, должна вскоре появиться в трудовой книжке новая строка… И вот, Леша, думаю. До чего все пошло! Накупил жратвы на несколько сотен, собрал десяток морд с полномочиями и, опоив, обкормив, устроил себе то, на что не жаль положить и тысячу. Ну, плюс любезности, всякие слова…

— Что значит «ну»? — сказал Прошин. — Бутылка коньяка — это только бутылка коньяка. Важно, с кем ее выпить и как… — Он жестом пригласил войти в нерешительности застывшую в дверях Таню. — Мы философствуем, Танюша, — пояснил он. — На предмет того, что путь, к карьере вымощен бутылками.

— И потому не дай бог оступиться на этом скользком пути, — сказал Андрей.

— Осторожно — стекло? — поддержала беседу Таня.

— Точно так, — сказал Андрей. — Но Леше нас не понять. Папенькин сынок. И его путь — капитальная мраморная лестница. Устланная персидскими коврами.

— Толку с ковров! — мрачно проронил Прошин. — Поперек лестницы встал папаня!

— То есть? — не понял Андрей.

— То есть. Начал я писать докторскую. Идейка, конечно, не бог весть какая, но — вполне… Иду к папе, прошу о руководстве. Он мне: шиш! Нет, дескать, кэпадэ, потому нет и смысла… Да я и сам понимаю — посредствен — но, но ведь внешне прилично. Ан нет. Уперся. А ведь цинично, но логично: старик в конце пути. Скоро финиш. Если он уйдет, не сделав меня доктором, я сгорю и пепла не останется. Кто я? Администратор микроскопического масштаба и ноль в науке. С помощью коньяка ни на какие рубежи у нас не выйти. Нужна степень. Короче, персидские ковры — единственное утешение в том смысле, что мягче катиться по лестнице вниз.

— Старческие моменты, — грустно поддакнул Андрей. — Бывает. Но ничего… Есть идея. На Чегет я собираюсь махнуть, лыжами побаловаться, а он тоже к ним слабость имеет. Путевочку ему устрою. А там я его за бутылкой нарзана… Ты, Леха, без паники. Пиши, кропай, времени не теряй… — Он отвернул кран, струйкой воды загасил сигарету. — А теперь — к гостям. Это свинство, что мы тут окопались. Пошли.

— И еще, — сказал Прошин, направляясь к комнате. — У меня под боком некто Поляков…

— О да, забыл… — Андрей поднял палец. — Это как бы подарок для тебя. Имя небольшое, но имя. В общем, смотри. Вдруг полезный контакт?