– Слушайте, – сказала она. – А… быстрее вы как, способны?
– Быстро поедешь, тихо понесут, – мрачно проронил Прошин, задетый ее тоном. И чего ради он взялся везти ее? Зачем этот классический разговор с уклоном в метеорологию… Дурачок.
Но с каждым мгновением его привлекало в ней нечто неуловимо близкое, волнующее; и хотелось говорить, но не так – бросая слова, словно камушки в пропасть, и прислушиваясь: отозвались или нет? – а просто болтать, как старым знакомым, столкнувшимся в городском круговороте после долгой разлуки.
На светофоре он остановился, простецки улыбаясь, спросил:
– Вас как зовут, простите?
– Зовут? – В глазах ее мелькнул юмор. – Ира. Но, уверяю вас, можно обойтись без этого… Вы меня отвезете, я заплачу, и мы, обоюдно довольные, расстанемся.
– Закон, – сказал Прошин, – осуждает использование личного автотранспорта с целях наживы. И я следую этому закону. А имя ваше понадобилось, потому как собираюсь преподнести небольшой подарок. Чтобы знать, кому даришь, что–ли… – Он отстегнул от ключа машины брелок – деревянного слоника. – Возьмите… Говорят, слон приносит охапки счастья.
– Спасибо, – она растерянно улыбнулась. – Это сандал?
– Сандал. Кстати, мое имя Алексей. Так что будем знакомы.
– Будем. – Она положила брелок с сумочку и накинула на свои бронзовые волосы платок. – И… стоп, пожалуйста. Мой дом.
Он покорно принял вправо и остановился. И стало не по себе оттого, что сейчас она выйдет, опустеет машина, пустая квартира и пустой вечер поглотят его, и, пересаживаясь с кресла на тахту и с тахты на кресло, он будет курить, думать о ней и жалеть, что им уже никогда не встретиться…
– Дверца не открывается, – сказала она.
– Что? Ах, да… сейчас. Ира… извините… дайте мне свой телефон!
– Те–ле–фон? – Она полупрезрительно усмехнулась, на все–таки, будто потакая его чудачеству, вырвала страничку из записной книжки, торопливо написала семь цифр.
– Спасибо. – Он потянулся к двери и, наклонившись, вдохнул запах ее волос.
Но волосы ничем не пахли. И это неожиданно поразило его.