– То ли еще будет! – посулил Чукавин вдумчиво. – Вы идеалами прошлого мыслите, не чувствуете вы веяния новых времен. Думаете, это – отдельные недостатки в нашем общегосударственном движении к светлому будущему? Да это уже система недостатков, которое будущее и определит. Безо всякой его светлости. Количество точно перерастает в качество. Прошина хотите ущемить? Попробуйте. Но и ущемите – ничего это не изменит. Леша – тенденция. Дальнейшего общественного развития, как мне кажется. И таких «леш» очень много, подозреваю. Другое дело, не все пробились через асфальт, не все проросли…
– И за ними – день следующий? – спросил Лукьянов серьезно и настороженно.
– Думаю – да, – сказал Паша и вздохнул. – Ваши идеалы – точно изжиты, уверен. Они пока еще на щите, но изрядно поблекли. Честный труд на благо Отчизны, патриотизм… Все – до поры. Пока лукавству человека не будет способствовать среда. И управляющие ей, сами начавшие развращаться. А когда сам начинаешь развращаться, отворачиваешь глаза и от грешков подчиненных тебе…
– Да что ты мелешь!
– А вы к жизни–то вокруг присмотритесь… – Паша горько усмехнулся. – У всех – сплошные шкурные интересы… Закончилось время бескорыстных героев!
– Но у тебя же их нет, интересов таких! У меня нет! А возьми всю нашу лабораторию, институт, наконец…
– Картину «Гибель Помпеи» посмотрите внимательно, – сказал Паша. – Когда в тектонических плитах накапливается напряжение, происходят такие разломы, что исчезают не институты с благоверным персоналом, а цивилизации… И как вы этого напряжения не замечаете? – Он горестно покачал головой.
– Вот мы его, это напряжение и нейтрализуем, – сказал Лукьянов уверенным голосом. – Документы – срочно! Ты понял?
Доступ в мастерскую действительно был строго ограничен. В ней изготовлялись макеты и изделия, предназначенные для смежников, чьи работы для посторонних глаз были категорически закрыты. Допуска имелись у малого числа лиц. Однако Лукьянов, пользуясь статусом заместителя Прошина, без запинки прошел через двойные стальные двери под недоверчивыми взорами охранников, и вскоре оказался в цеху, нос к носу столкнувшись с начальником мастерской.
Узкий галстук, аспидно–черный халат; лысина, обрамленная прилизанными рыжими волосиками, злые пуговки глаз, бескровные плоские губы; словно пропитанная желчью обрюзгшая кожа щек… И такая свинцовая, прокурорская недоброжелательность во взгляде, что Лукьянова сразу же охватила тоска. Этого типа он не выносил. Но сейчас пришлось выдавить из себя разлюбезнейшую улыбочку: