– Мы продолжим обсуждение этого вопроса завтра… точнее в понедельник, – кивнув Михайлову, объявил секретарь. – А сейчас… заседание объявляю закрытым.
Прошина кто-то сильно дернул за рукав, и он увидел перед собой бесстрастную физиономию Михайлова.
- Я… провожу вас, - весьма корректным тоном произнес тот.
Прошин с сомнамбулическим видом встал и, опершись на его руку, последовал к выходу. Он шел, едва переставляя ноги, как тяжелобольной, не в силах освободиться из плена роли и мысленно сравнивая себя со спринтером, вырвавшимся за ленточку, но не сбавившим темпа и после финиша. Он уже настолько вошел в образ, что действительно чувствовал себя жертвой подлейшей интриги.
- А вот кривляться, пожалуй, хватит, - мягко сказал Михайлов. – Мне аж противно.
- Инерция, - объяснил Прошин. – Ты что там плел секретарю?
- Я сказал: человеку плохо, пусть оклемается, успокоится и потом расскажет обо всем объективно и – в круге компетентных лиц… Нечего давать пищу для слухов праздным умам…
- Спасибо, - с неподдельной благодарностью сказал Прошин. – От кого, от кого, но от тебя не ожидал. Неясен только мотив твоего благородства.
- Все – на уровне бессознательного, - сказал Михайлов. – Таким образом, может быть, я хлопочу о тебе от имени Ольги…
- От какой-такой…
- Моей жены. И от имени твоего сына. Бывшего…
Прошина осенило:
«Во-от он каков, новый ее супруг… Так ведь у него же еще и дочь… Так он - отец ее второго ребенка?..»
- Зачем же ты… помог… - пробормотал Прошин, давясь словами. Ему было больно так, будто сорвали с раны присохший бинт.
- Да как я помог?.. - отмахнулся Михайлов. – Просто дал тебе шанс выиграть время. Но сомневаюсь, что отвертишься. Лишний вздох перед смертью – это разве помощь? Тут я скорее тебе отомстил. Но так – тоже на уровне бессознательного…
- У тебя получилось, - сказал Прошин. – В ближайшем будущем, когда я опущусь окончательно, то восприму такого рода месть выходкой наивного оригинала. Я буду искренне хохотать над ней… Но сейчас… ты успел. Ты жестокий, Михайлов. Уйди.