Новый год в октябре

Труп – разбухший, полуразложившийся – внушал ужас, но Прошина испугало другое: убийцей был он, и серая зловещая толпа в монашьих одеждах, собравшаяся вокруг мертвеца, смотрела на его окно. И вдруг толпа двинулась, зароптала, и в искаженных гневом ртах ее он прочел свое имя. Страх, удушающий страх, подобный чувству неотвратимости падения, охватил его, и, медленно отступая в глубь комнаты, он содрогнулся в ожидании неминуемого возмездия, приближающегося с каждым шагом этих угрюмых, призрачный судей.

Он застонал и, услышав свой стон, проснулся. Будильник на тумбочке мирно тикал, показывая два часа дня. Поскрипывала от ветра приоткрытая форточка. Кошмар растаял бесследно, и Прошин вспомнил о нем спокойно и отчужденно, отметив: сознание совершенного убийства не вызвало у него страха; оно было ничтожно в сравнении с мыслью о надвигающейся расправе толпы.

«Ерунда… Самый нормальный сон, – растерянно думал он, на цыпочках по холодному полу подходя к окну. – Покойники грезятся к долгой жизни…»

За окном разгоралась ранняя городская весна. Дворик утопал в жирно блестевшей на солнце грязи и снежной слякоти. Никакой толпы и никакого мертвеца, конечно же не было и в помине. На этом месте, косо въехав колесом на бордюр газона, стояла его «Волга». На крыше машины, на лобовом стекле лежала пористая, издолбленная дождевыми каплями корка снега.

Алексей задернул штору и отправился на кухню. Чувствовал он себя прескверно. Сердце, словно зацепившееся за ребро, дергалось, пораженное саднящей болью, гудела голова, сухость стянула глотку, и его не покидало странное ощущение – казалось, что он наелся битого стекла.

Итак, в его распоряжении полтора дня. Ничего путного не придумано. Выхода нет. А искать его надо, надо! Тает время, приближая расплату; кружит, поблескивая золотом, торопливая стрелка; останови ее – рабу Времени, – но Время не остановишь, не обманешь!

Поразмыслив, он набрал номер Андрея, но положил трубку.

« Заеду без звонка, - решил он. – расскажу все как есть. Вдруг – подскажет что?»

И, хватанув полстакана водки, чтобы пропала тупая резь в горле, начал спешно одеваться.

К дому Андрея он шел пешком и добрался туда взвинченный, злой, уставший от размашистой и долгой ходьбы.

«Сволочи, все – сволочи», - остервенело шептал он про себя, длинно и зло звоня в дверь.

Никто не открывал… Прошин уже приготовил проклятье, но, прислушавшись, уловил за дверью чье-то дыхание.

- Андрюха! – крикнул он, ударив кулаком в лакированное полотно двери. – Это я, открой!