Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию

Рузвельт правильно предвидел, что Гувер будет критиковать его идеи недопотребления за то, что они ведут к расширению правительства и большим государственным расходам. Поэтому Рузвельт умалчивал о том, как он будет внедрять свои планы по «приведению производства в соответствие с потреблением».

Кроме того, чтобы избежать критики, он ловко пообещал ликвидировать дефицит бюджета; затем он заставил Гувера защищаться, назвав его администрацию рекордсменом по уровню государственных расходов в мирное время за всю историю человечества – его четыре года в должности президента были «самыми безрассудными и экстравагантными, в чем я смог убедиться, изучив статистические данные всех правительств мирного времени, когда-либо существовавших на планете»[82].

Рузвельт так и не объяснил, как он собирается сократить «затраты на текущие операции федерального правительства на 25 %», что он пообещал в Питсбурге, и [одновременно] реорганизовать промышленность, скорректировать зарплаты, перераспределить богатство, что он поклялся сделать в Сан-Франциско и Чикаго. Это было невыполнимое обещание. Разумеется, он мог просто ловко разыгрывать политическую карту и хорошо знал, что не выполнит свои обещания. Луис Хоу, главный советник Рузвельта на протяжении 20 лет, помогал своему шефу составлять многие речи. В собственном выступлении перед группой студентов Хоу признался: «Нельзя выбрать профессию политика и остаться честным», и повторил: «Если вы собираетесь зарабатывать на жизнь политикой, честно сделать это невозможно»[83].

Предвыборная кампания Рузвельта, полная противоречивых обещаний, выбила Гувера из колеи. Он пришел к выводу, что настоящий Рузвельт будет заниматься не ликвидацией бюджетного дефицита, а реорганизацией правительства. 31 октября в Мэдисон-сквер-гарден Гувер произнес свою самую ясную и сильную речь за всю предвыборную кампанию. «Эта кампания, – сказал он, – нечто большее, чем состязание двух человек. Это нечто большее, чем состязание двух партий. Это состязание двух философий государства». Гувер пояснил свои слова: «Чтобы лучше понять философию предложенных глубинных изменений в американской системе и новый курс, я хотел бы привлечь ваше внимание к речи, произнесенной демократическим кандидатом в Сан-Франциско 23 сентября. <…> „Наша задача сегодня состоит не в открытии естественных ресурсов или обязательном производстве новых товаров – это трезвая, менее драматичная работа по управлению уже существующими ресурсами и заводами… созданию рынков для избыточного производства; решению проблемы недопотребления; распределению богатства и продукции более равномерно и созданию экономической структуры, пригодной для служения народу“». Гувер продолжал: «Если эти меры, эти обещания… что-нибудь означают, они означают колоссальное расширение федерального правительства; они означают рост бюрократии, небывалый в нашей истории». Гувер отметил, что рост бюрократии в правительстве будет стимулировать конгрессменов к тому, чтобы удержать выгоды для своих избирателей и переложить расходы на страну в целом: «Наши законодательные органы не могут делегировать свою власть диктатору, но без такого делегирования каждый член этих органов будет вынужден, представляя интересы своих избирателей, постоянно искать привилегий и требовать услуг от этих контор». Он закончил пророческой фразой: «Эти выборы – не просто переход от одной партии к другой. Они означают выбор направления, в котором будет двигаться наша страна в течение следующих ста лет»[84].

Проблема Гувера заключалась не в содержании его речи, а в содержании его действий на посту президента. Он не смог избежать Великой депрессии. Он подписал закон Смута—Хоули, тогда как Рузвельт выступал против. Гувер спустил 500 млн долл. на Федеральное фермерское управление, что просто поощряло избыточное производство сельхозпродукции, которая затем сбывалась по демпинговым ценам за границу; в три раза больше этой суммы он потратил на кредиты разоряющимся предприятиям, но эти кредиты были политизированными и потому не внушали уважения. Возможно, обещания Рузвельта были очевидно противоречивыми, но Гувер потерпел очевидный политический провал. Поэтому его критика в адрес Рузвельта не имела никакого веса. В день выборов Рузвельт одержал убедительную победу.

И начались ключевые годы его правления, которые, как сказал Гувер, определят «направление, в котором будет двигаться наша страна в течение следующих ста лет».