Новый Макиавелли

«Силы консерватизма» наглядно показывают, почему не следует прельщаться эффектной фразой, тщательно ее не обдумав. Звучит отлично, принимается на ура — но стратегию подразумевает в корне неправильную. Тони позиционировал себя как лидер «единой нации», строил «общий шатер»; сторонники консерваторов содействовали наравне со сторонниками лейбористов и либералов. Употребив слово «консерватизм» в уничижительном смысле, мы отмели этот источник поддержки. И разумеется, совершенно неприемлемо в погоне за красивой фразой устанавливать жесткие сроки — как сделали мы, назвав 1999 год «Годом свершений». Раскаяние наступило в 2000 году. Пошли разговоры на тему «поспешишь — людей насмешишь», появилось словосочетание «постэйфорический период» — который заодно оказался еще и очень длинным и очень неприятным.

Каждому лидеру необходимы смелые стратегии или размашистые замыслы как оправдание народного выбора. Ибо многочисленные разрозненные политические инициативы только запутывают людей. Символом правления Маргарет Тэтчер, конечно же, стала продажа муниципального жилья. Гордон Браун ежедневно выдавал целый шквал микроинициатив по стратегии — которые, увы, не производили никакого впечатления на электорат. Тони ставил себе две глобальные цели — модернизировать партию и добиться максимальной справедливости в стране; все время у власти (более десяти лет) ушло на разработку схемы проведения этих целей в жизнь. Порой Тони промахивался с формой — например, в приснопамятном обращении к членам Женской общественной организации Британии намеревался поднять тему «сочетания хороших манер с повседневной одеждой», но, слава Богу, не поднял.

Он хотел преобразовать Британию так, чтобы она не только шла в ногу с калейдоскопически быстрыми мировыми переменами, но и обгоняла их; консерваторы, напротив, стояли за текущее положение дел. Перед каждой конференцией Тони требовал список технических новинок, дабы ссылаться на них в речи. Ежегодно, в сентябре, мы снаряжали «за новинками» специального сотрудника. Восхищение Тони техническим прогрессом напоминало о тружениках науки XIX века, возвысивших викторианскую Британию. В то же время Тони хотел гарантий, что, преобразовывая страну, мы способствуем росту социальной справедливости, а не наоборот. Конкретнее всего эта мысль прозвучала на конференции в 1999 году — Тони говорил тогда о «равноценности». Вот вам и классический «третий путь» — между Сциллой консерватизма и Харибдой «старого лейборизма». Консерваторы выступали за равные возможности, под коими разумели необходимость соперничества каждого со всеми, причем на той базе, что наличествует в данный момент. Справедливость тут и не ночевала — понятие «равные возможности» со всей очевидностью защищает старые привилегии. Ясно ведь: состоятельные члены общества уж позаботятся, чтобы детки унаследовали привилегированное положение посредством частного образования, частного здравоохранения и прочих благ, которые можно купить за деньги. «Старые лейбористы» зациклились на исходном равенстве, которое в принципе недостижимо; а будь даже оно достижимо — не позволяло бы людям пожинать справедливые плоды своих способностей и усилий. Мы же искали золотую середину, тип государственного устройства, который давал бы людям истинные равные возможности — а не мнимые, раз и навсегда указывающие человеку место на социальной лестнице в соответствии с происхождением.

В результате Тони дошел до попыток реабилитировать понятие «меритократия», столь успешно высмеянное еще в 1958 году Майклом Янгом в антиутопии «Возвышение меритократии». Янг, лейборист-интеллектуал и один из авторов манифеста лейбористов 1945 года[153], доказывал, что в мире, построенном на принципе «каждому по способностям», отдельные члены общества будут иметь не только куда больший достаток, чем остальные, но и законное обоснование такого неравенства — дескать, нам лучше живется, потому что мы сами лучше. С этой точки зрения люди должны получать поровну, а не по заслугам и затраченным усилиям. Таким образом, благодаря антиутопии Майкла Янга термин «меритократия» стал действовать на целые поколения «левых», как красная тряпка на быка, и придал новый вектор дебатам о политической стратегии — таковая больше не сводилась к достижению максимальной социальной мобильности, то есть свободы передвижения вверх-вниз по социальной лестнице.