Новый Макиавелли

Мы попытались оспорить эту позицию, в результате чего я столкнулся с бурей аргументов Брюса Грокотга, моего друга и убежденного «левого». По его мнению, нашей целью должно было стать исходное равенство, а не «истинно равные возможности». Грокотг не одобрял лиц, отмежевывающихся от родного рабочего класса путем поступления в университеты, откуда прямая дорога на следующую ступеньку — в средний класс. Считал, каждый должен держаться своих. Мне же такой подход представлялся сугубо консервативным (со строчной буквы «к») — ведь и консерваторы ратуют за «сохранение позиций»: рабочим нет ходу в средний класс, среднему классу — выше. Только у консервативной партии резоны свои собственные. Мне казалось, прогрессивно мыслящий человек должен хотеть социальной мобильности, радоваться, когда ближний преуспевает благодаря своим талантам и труду, когда социальное положение и достаток семьи не ставят ему палок в колеса.

Из-за того что Тони ставил на меритократию, наши приоритеты стали существенно отличаться от приоритетов Гордона Брауна. Гордон относится к убежденным перераспределителям. Он проводил мысль, что равенство эффективнее всего достигается посредством налогового кодекса; приоритетом для себя выбрал внедрение и разветвление налоговых льгот. Изначально идея была хорошая: уничтожить этакую глыбу, перегородившую народную тропу, что ведет от пособий к работе. Налоговые льготы, впрочем, гораздо эффективнее в Штатах, ибо там система отличается от нашей — она такова, что под конец года не нужно высчитывать, сколько налогоплательщик отдаст государству и сколько ему вернут. По мере того как налоговые льготы простирали свои щупальца в области, все менее доступные пониманию, их вредоизмещение увеличивалось, а пользы как-то было не видно. Тони делал акцент на здравоохранение и образование, хотел обеспечивать людей из государственных средств, чтобы те, кто не может платить за учебу или мед обслуживание, не оказались «вторым сортом». Противоречия между подходом Тони и подходом Гордона мешали нам на протяжении всего срока у власти. Они так и не были разрешены; я уже упоминал, что принятие годового бюджета каждый раз оборачивалось поединком — Гордон хотел пустить средства на налоговые льготы, Тони — на медобслуживание и образование.

Едва начав работать с Тони, еще в оппозиции, я обнаружил странную вещь: мы всегда действовали вслепую; в лучшем случае — приоткрыв один глаз. Никакой системы; ни намека на визуализацию последствий; спонтанные реакции; открытия вместо запланированных результатов. Мы внедрили медийный мониторинг; возник эффект представления, будто мы в курсе ближайших мировых событий. Попав в правительство, мы уже могли день за днем, на полгода вперед сопоставлять внешние события и политические заявления. Таким образом, мы нашли способ держать правительство «в кулаке», предотвращать соперничество департаментов (которые практикуют одновременную выдачу политических заявлений); согласитесь, что значение этого способа трудно переоценить. Министрам отныне дозволялось брать основную инициативу, лишь если она была запланирована на конкретную дату. За соблюдением сего железного правила следил тихий, скромный государственный служащий из Номера 10; ему тогда чуть перевалило за пятьдесят. Этот человек неожиданно стал страхом и ужасом всего Уайтхолла. Никто не осмеливался даже запланировать заявление без его согласия; имя его произносили с придыханием.