Новый Мир ( № 12 2009)

Вот выписки, дающие представление об атмосфере «думанья». «…Неужели вы не видите, как в своей настойчивой попытке расширить границы творчества до беспредельности (и слиться с жизнью где-то там в высшей точке) искусство высадило десант на все острова архипелага человеческой деятельности?! Всё, вся площадь занята, мы завоевали целую планету. Что толку, однако, если в результате этих усилий эстетическое хозяйство метрополии пришло в упадок?» Это об авангарде и «пост». Но этот традиционалист бывает и новомодно-дерзок: «Бесконечными могут быть романы Дюма, но серьезная литература не должна быть такой. Я говорю это вопреки (1)Войне и миру(2), (1)Улиссу(2), (1)Волшебной горе(2) и прустовской эпопее. Перелопачивать такие горы словесной глины (пусть и отличного качества) можно лишь в юности. Большие вещи обладают пороком (1)малого сцепления(2). Всё кажется: можно читать с любого места и любое количество страниц. <…> Куда предпочтительней в этом отношении Набоков, Кафка, у которых размножение слов происходит не амебно-вегетативным способом, а человечески – по взаимной любви и влечению»[14].

Главная забота «думающего» - как выбраться из эпохи позднего, релятивистского индивидуализма и его очевидного краха. «Обессмысленное существование личности становится чистым принуждение к бытию, от которого она стремится всячески уклониться» - проницательная формулировка… Суррогат выхода: «Индивидуалистическое сознание пытается напялить на себя мешковину (1)общезначимого(2), сводя последнее к круговой поруке своих, (1)понимающих с полуслова(2)» (жесткая реплика М. Айзенбергу). Всему этому противопоставляется постиндивидуалистическое сознание «человека дара», с такими его чертами, как «ответственность, благодарность и доверие, ставшие трагически дефицитными в индивидуалистическую эпоху». Сколь ни туманно, интенция воодушевляет.

Книга составлялась торопливо; пожалуй, от недодуманности – полное непонимание Бахтина, будто бы «устраняющего» Бога и в угоду индивидуалистическому сознанию заменяющего соборность диалогичностью[15]. Из-за спешки ни разу не написана правильно фамилия Фукуямы, а Шкловский поименован Борисом. Но что с того, если как целое книга – настоящая, то есть находится на территории той самойреальности, на поиски которой отправился ее автор.

 

О л ь г а    М е е р с о н. Персонализм как поэтика. Литературный мир глазами его обитателей. СПб., издательство «Пушкинский дом», 2009, 432 стр.