На другой день на верху холмов раздалось “ура!”. Кто-то организовал атаку на немцев. Неожиданно из-за пролива их поддержали две батареи. Но за сопками, куда скрылась цепь, видимость для них пропала. К нам прибежал солдат с бумажкой:
— Просите перенести огонь на двести метров дальше вперед.
Я слышал голоса радистов-батарейцев, переговаривавшихся открытым текстом. Врубаюсь, передаю просьбу. Оба батарейца затихли: бдительность!
— Ты слышал? — спрашивает один.
Я понял: сомневаются, не немец ли.
— Я покажу вам простыню, увидите, что мы в расположении своих.
На том берегу все поняли, стали стрелять дальше.
Вечером увидели движение суденышек из Азовского моря, прижимающихся к кубанскому берегу. Ясно — уходит азовская флотилия. Это плохо, события развиваются к худшему. Машем тряпками — семафорим (учили в Осоавиахиме): “Возьмите раненых, пришлите патроны”. Должно же понимать начальство, что проще кинуть нам подмогу и закрепиться — людей-то у нас много, — чем потом заново вгрызаться в берег десантами! Верили: надо продержаться, порядок наведут!
Вот кто-то в комбинезоне забрался на крышу автобуса:
— Товарищи!
Много народу хлынуло к нему.
— Наши наступают под Харьковом! И на других фронтах! Севастополь героически... Близок день победы!..
Кто это? Куда растворился?
Вот ночью причалила шлюпка, выгрузила человек десять молчащих в штатском и сразу отчалила. “Партизаны будут”, — решили мы. Значит, знают, что тут берег наш. Но почему никаких команд — указаний? Молчит радио... Скрытно готовят что-то?
Подошел буксир с понтоном к каменистой бухточке. Что началось! Тысячи кинулись в воду. Мы смотрим. Капитан вышел из рубки, что-то кричит, в руке сверкает браунинг. Ясно — утопят и утонут. Буксир сразу же разворачивается — и ушел. Опять наша организованность. Только один — плотный,ладный офицер (откуда взялся?), энергично махая руками, добрался до понтона, ловко взобрался, привычным движением оправил мокрую гимнастерку и счастливо заулыбался.
А мы-то надеялись — верили, дежурили у рации, шарили по всем диапазонам. Ну, скажите нам, удирать или держаться? 165 тысяч попало тогда в плен, так и не услышав, что правильнее делать.
Рано утром 19 мая стрельба рядом с нами. Солдат в шинели машет винтовкой с белой тряпкой на штыке и, скошенный очередью, падает. “Так будет с каждым предателем!” — крикнул из камней моряк и исчез.
Сквозь наушники слышу сильный скрежет. Выглянул — вот они!.. По всем склонам окружающих холмов медленно сползают, скрипя тормозами, немецкие танки.