Новый Мир, 2000 №03

И мы не знаем, что именно случилось со Слуцким в 1946-м, отчего он стал рваться прочь из армии, армии-победительницы, занятой послевоенным переустройством завоеванных стран. Какие-то неясные намеки есть в его стихах: “Я знал ходы и выходы, я видел, что почем. Но я не выбрал выгоду — беду я предпочел. ...Мне руку жали идолы — подлее не найдешь. Они бы немцам выдали меня за медный грош. Но я не взял, не выбрал, и мне теперь легко: как лист из книжки выдрал и бросил далеко”. Видимо , этот выбор, этот “выдерг листа из книжки судьбы”, тоже повлиял на развитие послевоенной болезни Слуцкого — пансинусита, непрекращающихся головных болей. В 1946 году он был комиссован как инвалид второй группы. Он писал: “Эти годы, послевоенные, вспоминаются серой, нерасчлененной массой. Точнее, двумя комками. 1946 — 1948, когда я лежал в госпиталях или дома на диване, и 1948 — 1953, когда я постепенно оживал”. Тем временем его “Записки...” жили своей судьбой. В “Людях. Годах. Жизни” Илья Эренбург рассказывает: “Когда я начал писать „Бурю”, кто-то принес мне толстую рукопись — заметки офицера, участвовавшего в войне. В рукописи среди интересных наблюдений, выраженных кратко и часто мастерски, я нашел стихи о судьбе советских военнопленных „Кёльнская яма”. Я решил, что это — фольклор, и включил в роман. Автором рукописи оказался Слуцкий”. В это время Слуцкий лечился по госпиталям, перенес две трепанации черепа. Во всех изданиях романа знаменитого советского писателя до 1949 года печаталось: “Потом был Кёльн, телеги с трупами; каждое утро бросали в яму умерших — иногда сотню. Бросали и живых, которые не могли встать на ноги. Миша Головлев сочинил стихи:

Когда мы в кёльнской яме сидели,

Когда нас хлебом манили с оврага,

Когда в подлецы вербовать нас хотели,

Партийцы шептали: “Ни шагу! Ни шагу!”

Читайте надпись над нашей могилой:

Да будем достойны посмертной славы!

А если кто больше терпеть не в силах,

Партком разрешает самоубийство слабым.

Миша крикнул эсэсовцу: „Скоро мы вас повесим!” Эсэсовец его застрелил. Воронов вспомнил стихи — Миша не выдержал”.