Новый Мир, 2000 №03

Решимость перейти наконец от внешнего анализа диалогов к философствованию, открывающему “устройство” платоновского корпуса, является “скандально”-революционным моментом данного метода. Дело не в том, что в XX веке отсутствовали философские усилия читателей Платона, а в том, что процесс философствования рассматривался как средство и отрывался от словесной формы, найденной Платоном. Этим грешил даже современный “диалогизм” с его приматом психологической коммуникации. В свете метода, предложенного Васильевой, по-новому видится результат “тюбингенского” подхода, который предлагал реконструировать “неписаную” философию Платона, предназначенную, в отличие от беллетризованных диалогов, для узкого круга посвященных. Васильева реабилитирует “писаную” философию Платона и именно в нее встраивает те эзотерические схемы, которые выявили тюбингенцы.

В результате предложенного пересмотра интерпретационных установок “недостатки” литературной формы платонизма превращаются в ее философские достоинства. Перед нами альтернативная по отношению к традиционному рационализму Нового времени (а не псевдоальтернативная, как в постмодернистском мышлении) модель философствования. В книге много конкретных оригинальных толкований платоновских построений, но при всей их ценности, как мне кажется, они особо интересны тем, что демонстрируют, как доверие к предложенным Платоном “правилам игры” позволяет преодолевать тупики современной платонистики.

Лучше всего, конечно, читать книгу, зная другие работы автора. В своеобразной дилогии (или, может быть, трилогии, если присоединить к монографиям блистательную статью “Беседа о логосе в платоновском „Теэтете”” в сборнике “Платон и его эпоха” /М., 1979/) Васильева подходит к новому прочтению Платона с двух сторон: в “Афинской школе философии” (М., 1985) описано, как рождается новый философский язык, предполагающий самопорождение мыслящей личности; в “Пути к Платону” — как устроен космос платоновских текстов , возникший в результате сократовской мыслительной революции. Характерно, что в обеих монографиях автор оказался на шаг впереди интеллектуальной моды: во времена, когда стремились свести мысль к языку, Васильева показывала, как язык порождается культурой мысли; сейчас же, когда модно сведение мысли к “культуре”, она демонстрирует, как мысль воплощает себя в культуре текстов.