Новый Мир, 2000 №03

Есть своя закономерность в том, что эти мемуары появились только теперь — полвека спустя. В итоге читатели получили волнующую книгу, и мемуаристка вправе была озаглавить ее словами, позаимствованными из Нюрнбергской присяги, которую она давала, приступая к своим обязанностям переводчика-синхрониста: говорить только Правду и ничего, кроме Правды...

А. МИХАЛКОВ.

Спрашивайте наш журнал в московских книжных магазинах

“Ad marginem” (1-й Новокузнецкий переулок, 5/7),

“Библио-глобус” (Мясницкая, 6),

“Гилея” (Большая Садовая, 4),

“Графоман” (ул. Бахрушина, 28),

“Книжная слобода” (Новослободская, 14/19),

“Летний сад” (Большая Никитская, 46),

“Мир печати” (2-я Тверская-Ямская, 54),

“Паолине” (Большая Никитская, 26),

“Эйдос” (Чистый переулок, 6) и в киосках “Мосинформ”.

ПОЛКА КИРИЛЛА КОБРИНА

ПОЛКА КИРИЛЛА КОБРИНА

+7

В. В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений в 5-ти томах. Т. 1. Составление Н. Артеменко-Толстой. Предисловие А. Долинина. Примечания М. Маликовой. СПб., “Симпозиум”, 1999, 832 стр.

Теперь, благодаря этой увесистой (и прекрасно сделанной) книге, мы знаем, из какого литературного сора вырос чистый, ясный, гибкий, сильный голос набоково-сиринской прозы золотой поры. Ни “Машенька”, ни рассказы из сборника “Возвращение Чорба” на роль той ранней чепухи, которую стыдливо прячут, а то и жгут, скупив по лавкам все экземпляры, не тянули — больно хороши. Теперь Набоков обрел своего “Ганса Кюхельгартена”. Читатель, которому уже несколько наскучило бесконечное совершенство (и некоторый бойскаутский задор) набоковской прозы, может злорадно подхихикивать над такой, например, присказкой: “И подумай только: никого из племени нашего на Руси не осталось. Одни туманом взвились, другие разбрелись по миру. Родные реки печальны, ничья резвая рука не расплескивает лунных заблестков, сиротеют, молчат случайно не скошенные колокольчики...”

Это, конечно, не значит, что 1-й том собр. соч. Сирина распух от сенсационных открытий. Отнюдь. Почти все набоковское “раннее” уже печаталось то в питерской “Звезде”, то в томе сиринских стихов, то отдельным изданием (перевод Кэрролла). И все же. Собранные вместе сочинения 1918 — 1925 годов (“крымского”, “кембриджского”, “раннеберлинского” периодов) воссоздают тот контекст, тот хаос, ту многоголосицу влияний, из которой родилась удивительная набоковская мелодия. А уж впадает ли в холодную ярость сам скрытный автор — там, в райских кущах, подозрительно похожих на окрестности Выры, — нам неизвестно.