Новый Мир, 2003 №01

“Потому что только дурак на сцене способен выразить самое сокровенное в человеке, его светлые, как ленинградские белые ночи, страдания, и если вспомнить всех переходящих из века в век героев трагедий и комедий, всех, начиная от Гамлета до Мышкина, то обнаружится, что все они — дураки и, более того, дурачки, так и не понявшие, где они живут и кто их окружает, о какую землю трутся их нестоптанные башмаки и с какой жалостью посматривают на них, лепечущих дурости, здравомыслящие сограждане. А тот столичный чиновник, которого сдуру приняли за ревизора? Над которым до сих пор смеются граждане, давно понявшие, что брать не взятки надо, а почту, телеграф, банки (казну, а не купеческие кошельки); дурню чиновнику, все уже понимают, не любезничать бы с женой и дочерью городничего, а тащить под одеяло племянницу почтмейстера: уж тогда письмо господину Тряпичкину не удостоилось бы перлюстрации и оглашения на всю Россию всех эпох ее”.

Cм. также: “28 журнальных страниц [Азольского] читаются на одном дыхании, при том что их „содержание” другой автор раскатал бы на здоровущий роман. Словом, настоящая „хорошо сделанная вещь””, — пишетАндрей Немзер(“Время новостей”, 2002, № 196, 23 октября).

Григорий Бакланов.Из двух книг. — “Знамя”, 2002, № 9

“В одной — рассказы. (В номере ладная вещь — “Дурень”. Как-то сразу угадывается, из какого поколения пишется такое. —П. К.). И начатые, и законченные, и те, что вроде бы закончены, но пусть пока полежат. Я давно уже никуда не спешу...”

Из второй книги, под названием “Разное”, мог бы привести любовно-беспощадное о Слуцком.

Ефим Бершин.Дикое поле. Приднестровский разлом. — “Дружба народов”, 2002, № 9, 10.

К сегодняшнему дню “Дикое поле” вышло книгой и уже вызвало острыемеждународныереакции. Это — совсем не хроника, скорее новый “опыт художественного исследования”, замешанный на личных свидетельствах. Страшных, кровавых. Их я цитировать не стану.

“Апокалипсис начинается в головах. <...> Молдавская поэтесса Леонида Лари, заявив, что возрождение нации дороже собственных детей, развелась со своим русским мужем, с которым нажила двоих ребятишек, и решила выйти замуж за памятник Стефану Великому” (№ 9). Описывается свадьба. Настоящая, с памятником.

“Во время наездов в Москву я обнаружил, что перестал понимать своих коллег и друзей. А они — меня. Все с пеной у рта доказывали, что Приднестровье нужно уничтожить как осколок империализма и оплот коммунизма.

— А как же люди? — вопрошал я растерянно.