Новый Мир ( № 3 2010)

“Казань реально” — почти буквальное название. Некрасов писал о реальности. Речь не о буквальном правдоподобии, “подражании природе”, а о каких-то сущностных вещах, которым Некрасовдавал имена: явился поэт и назвал небо — небом, облака — облаками, Казань — Казанью, и получилось как в первый раз.

В “Казани” и “Казани реально” происходит попытка соединения стихов с прозой. Однако некрасовская проза — особа статья. Он говорил стихом, и проза у него строится по поэтическим законам. “Было дело. Мерзлое дерево. Вид / на жительство (на бывшее жительство и на дальнейшее вид). Вид на всё. Видно всё. Где здесь жизнь была. / Где здесь солнце. (Возможно, дело всё в нем.)”.

Канцеляристская идиома “вид на жительство” становится бытийным высказыванием “вид на все”. Ключевое здесь — “Где здесь жизнь была”. Некрасов свидетельствует о жизни, о Казани нынешней и Казани военного времени (“вши фашисты”). Два пласта сосуществуют и создают реальную Казань на пересечении прошлого и настоящего.

Казань можно сказать. Казань Казань всё Казань Казань Казань

Всё можно сказать.

Казань Казань Казань да какая разная разная.

Здесь жизнь

Торжественная жизнь

Казань Казань Казань и действительно Казанский Вокзал в естественном

развитии

Так Казань становится всем, слепком с мироздания. “Все можно сказать” — тут не безразличный релятивизм, а многообразие смыслов, наполненность этими смыслами через край.

Взгляд на Казань — как будто с высоты птичьего полета и одновременно какой-то домашний. Казань — “холм”, если его “как живого погладить”, будет “колючий почему поскольку мечети”.

Казань — место выживания, не случайно появляется и Аллах.

может и не аллах

может и аллах

так решил

Что оставил

(В этих самых

в живых

хотя бы даже и вшивых)

А в живых

Так уж вышло

Поэмы сохраняют лирическое напряжение на всей их протяженности, некрасовская словесная игра тут связывает воедино, казалось бы, отрывочные куски текста.

Трах бах

И станет тут у нас

(ох и ах как

как в эмиратах

да не дай бог

в дураках)

Исчерпывающая формула сегодняшней жизни.

Владислав Кулаков пишет про некрасовскую заумь, точнее отказывается считать некрасовскую словесную игру заумью. Это абсолютно верно. Некрасовский стих, отрывочный на первый взгляд синтаксис оборачиваются высшим смыслом, когда и в самом деле по-другому и не скажешь, стихи вырастают из речевой реальности.