Читаем Новый Мир ( № 5 2011) полностью

Мне кажется, что вышеуказанное сочетание качеств, которое для краткости можно назвать “лед и пламень”, очень плодотворно, и я нахожу его в лучших вещах Александра Стесина. Прежде чем привести наглядный пример, вспомню строки еще одного классика: “Мы любим все — и жар холодных числ, / И дар божественных видений...”

Вот как это у Стесина:

 

...моя жизнь и смерть моя, двинут в путь,

чтоб внезапно встретиться в точке Икс,

где течет-не движется ровный Стикс.

 

Герой стихотворения сравнивает свой ужас со школьным ужасом у доски, когда не знаешь решения и оглядываешься на класс, ожидая помощи. Концовка:

 

И уже задача, как сон, видна,

и уже судачат клаксоны, на

полных v сближаясь — s, t дробя,

и уже не знаешь, что нет тебя.

 

Бывают и не столь трагические встречи. Например, в памяти. Память — одна из наиболее удачных встреч жизни и смерти. Если она пристальна и страстна (пристрастна!), она способна воистину вернуть к жизни, то есть воскресить, как это произошло однажды в истории.

 

Это так из яичницы желтый глаз

вытекает на сковороде.

Это просто конфорочный вспыхнул газ.

В умывальнике, в ржавой воде

две руки отразились и мыла запас.

Или велосипедный сверчок

умолкает в прихожей, и в тишь, как в паз,

попадает замочный щелчок.

 

Это кто-то выходит из темноты,

в коридорно-квартирном аду

жмется к стенке с эстампом гогеновским: “Ты

хочешь, чтоб я ушла — я уйду”.

 

Это чувств пятерней в промежутке одном

шарит время, в дому, где нас нет,

гаснет свет. И чернеет к весне за окном

хрусткой яблочной мякотью снег,

будто скоро займет этот номер пустой

кто-то новый, с двери сняв печать,

и начнется с постскриптума рифмы простой

все, что поздно сначала начать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза