Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

Папин рабочий кабинет своей спартанской обстановкой мало походил на место, в котором заседает важный чиновник. Здесь не проходили встречи с высокими гостями и дипломатические приемы. Две квадратных комнатки где-то три на три метра были разделены перегородкой из стекла с изменяемой тонировкой. В предбаннике стояли три стола, на двух из которых работали папины помощники, а над третьим висел воздушный экран, разделенный на сектора, транслирующие эфир крупнейших в мире каналов новостей. Взглянув на этот калейдоскоп, я заметил, что во многих сюжетах мелькают заголовки «Россия — полноправный член ЕАС» и несколько реже «В ЮНР заявили о разрыве всех связей с правительством в Новосибирске». Во второй комнатке, дверь в которую сейчас была распахнута, сидел за столом папа, сосредоточенно водя пальцами по невидимым мне окнам на его сетчаточном дисплее. В предбаннике свет был выключен, в папином кабинете — по-вечернему приглушен. Не рискуя отрывать папу от важных дел, я стеснительно остановился у двери.

— Дима? — удивленно воскликнул папа, наконец заметив меня. — А ты что здесь делаешь?

— Принес тебе ужин, пап, — я поднял кулек, который держал в руке.

Напряжение на папином лице сразу же исчезло, морщины на лбу разгладились, и он устало улыбнулся. Затем отключил свой сетчаточник, снял его и потер кулаками воспаленные красные глаза.

— Мама говорит, для твоих глаз они особенно вредные, — счел нужным напомнить я.

— Знаю, знаю. Ладно, давай-ка, выкладывай, что принес!

Не прошло и пары минут, как на папином столе были разложены в качестве скатерти какие-то ненужные бумаги, и мы принялись за суп, а вскоре после этого — и за сэндвичи. Откусив первый кусок, папа поднял палец вверх в знак признания моих кулинарных талантов.

— Тяжелый сегодня был день? — спросил я.

— Да, немного нервный, — папа недобро покосился в сторону дисплея, все еще транслирующего дюжину новостных каналов и щелчком пальцев заставил его исчезнуть. — Как я и предсказывал, коммунистический Китай поглотил остатки России, на бескрайних просторах которой со времен войны властвуют разруха и безвластие. Мучавшийся в агонии нацистский режим, который не контролировал ни метра территории за стенами Новосибирска, вынужден был пойти на это. Официально это было названо «вступлением в состав ЕАС». Теперь две трети Евразии де-юре оказалась под красным знаменем, хотя де-факто большинство этих территорий — необитаемые радиоактивные пустоши, где не имеют никакой власти ни коммунисты, ни кто-либо еще.

Заметив, что он говорит чересчур сложные вещи для ушей своего одиннадцатилетнего сына, папа устало покачал головой и принялся за остаток сэндвича.

— И что это означает для нас, пап? — поинтересовался я.

— Ну, само расширение ЕАС у нас в Центральной Европе мало кого беспокоит. Пока еще, — прожевав очередной кусок, ответил отец. — А вот ЮНР — намного ближе. Как и следовало ожидать, Ильин отказался отождествлять себя с «Новосибирскими коллаборационистами» и объявил свое детище «последней истинной и независимой славянской державой». Его сегодняшняя речь заставила многих понервничать. Пришлось провести несколько бесед, написать пару писем, назначить кое-какие встречи… Ну, знаешь, Димка, это все наши дипломатические штучки, ничего интересного.

— Как думаешь, пап, война может быть? — не удержался я от неприятного вопроса.

Папа проницательно посмотрел на меня и сказал:

— Дима, вижу по глазам, что ты услышал нечаянно мой разговор с Сергеем Николаевичем.

— Я просто… — начал было я искать оправдания, но папа мягко меня прервал.

— Если это так, то ты слышал и то, что я ему ответил. Никакой войны никогда больше не будет, если у людей осталась хоть капля здравого смысла. А я верю, что осталась. Расскажи-ка мне лучше, как прошел твой день.

Не став спорить, я сменил тему и пересказал папе свои нехитрые школьные дела. Несколько раз папа, извиняясь, отрывался, чтобы ответить на чей-то вызов или электронное сообщение. Когда я рассказал о сегодняшней встрече с комендантом (не упоминая, правда, о такой скользкой теме как Джером и его отношения с Томом) папа вдруг сказал.

— Да, Семен Аркадьевич — это человек тяжелый. Напористый, как носорог. Жизнь для него — это сплошная война. Хотя, конечно, я ни в коем случае не умаляю его заслуг. Он очень многое сделал для селения. Можно сказать, что он и есть его создатель.

Я притих и навострил уши, почувствовав, что сейчас может последовать какая-то интересная история. О взаимоотношениях папы с комендантом говорили столько всего, что я уже сам не знал, где правда, а где вымысел.