Новый Мир ( № 1 2009)

Насыщенные страстями дискуссии вызвала не только книга, но даже рецензии на нее, задевшие почитателей Стругацких за живое чуть ли не одним тем фактом, что были написаны — притом людьми, явно не входящими в круг ценителей АБС и воспринимающими их работу и историческую роль с той или иной мерой скепсиса, во всяком случае — с дистанцией. Дело, скорее всего, не столько в самой книге, сколько в ожиданиях, в поле которых она попала тоже едва ли не до своего возникновения: теперь о ней, кажется, уже невозможно говорить, не принимая во внимание наговоренного в прессе и в блогах всего за несколько месяцев после ее выхода.

Все многообразие мнений сводится к нескольким типам, по большому счету — к двум.

Тип первый: книга — «самое важное событие в отечественной фантастике за много лет». Так назвал ее критик Василий Владимирский. Скаландис, по его словам, «внес неоценимый вклад в исследование главного феномена отечественной НФ 60 — 80-х» — тем более, что, считает Владимирский, «между фантастикой последних трех десятилетий существования СССР и творчеством АБС можно смело поставить знак равенства». Он даже присваивает книге статус «учебника жизни» — поскольку Стругацкие «сформировали определенную систему взглядов, воспитали тысячи творческих и духовных наследников»[5].

В целом примерно такова точка зрения поклонников Стругацких, вообще — так называемого фэндома, то есть аудитории особенно заинтересованной. В «Живом журнале» они называют книгу «фундаментальным и очень профессионально сделанным трудом»[6], «настоящей вехой в стругацковедении и в российском литературоведении вообще»[7].

Тип второй: биография писана для узкого круга фанатов Стругацких и за его пределами значения не имеет. Классический представитель этой позиции — обозреватель журнала «Афиша» Лев Данилкин. В своей небольшой, но сразу же нашумевшей рецензии он (не без высокомерия) назвал книгу «искренней, чистой, наивной, домашней», но тут же и «сектантской», а биографа — «подвижником, учеником, ветераном секты». Книга его «для секты — фэндома, гетто» — отныне «канониче­ское евангелие», а для всех остальных она «никуда не годится», ибо рассказывает в основном о подробностях жизни — главным образом личной — своих героев да об обстоятельствах написания и издания их книг[8].

Казалось бы, чего хотеть от биографии еще? «Пересказа романов»? Но какой смысл пересказывать литературу и с каких пор это — задача биографа?