Мастерство, как известно, не теряется с возрастом. Раздался низкий, утробный, прокуренный, драгоценный, как старое вино, голос Серафимы:
— Простите, друзья, я опоздала к началу. К счастью, в университете объявление о лекции снабжено маленьким плакатиком, что вы переехали сюда. Здесь очень мило.
Теперь, когда ситуация отчасти разрядилась, нужно было и мне, перед тем как продолжить лекцию, что-то сказать. Люди моего склада в быту не очень находчивы.
— Это мой старый друг, Серафима Григорьевна…
— Германовна, — поправила меня Серафима.
Я начал судорожно соображать, и некоторые догадки, как звездочки, замелькали в сознании; как выяснилось позже, под ними были основания. Но надо было продолжать:
— В моей стране Серафима… Германовна была очень известной актрисой.
Одно из двух просвещенных чад ученого химика (а интеллигентному юноше из еврейской семьи положено все знать) вдруг выплеснуло восторг:
— Я вас видел в кино!
Папа-химик и мама, жена химика, подтвердили:
— И мы!
Барбара прильнула к уху мэра и что-то горячо ему зашептала. Мэр понимающе закивал. А кто не любит важнейшее из искусств!
Кто ее в кино у нас на родине только не видел! К этому времени я повзрослел, снова поступил в университет, и у меня начался роман с Саломеей. А потом она внезапно уехала из Москвы, вышла внезапно замуж, кажется, за какого-то партийного босса в одной из южных провинциальных столиц, может быть, даже в Ташкенте. В кино она уже довольно много снималась и после Кушки. Но теперь я следил за ней по экрану. Боже мой, последний раз я видел ее всего лет пятнадцать назад!
Ничего так не бывает нелепо, как воспоминание о молодой любви старых людей. Как же при телефонном разговоре я забыл покаянно помянуть об этой встрече! Она дает мне реванш! Поэтому — эта коляска стоимостью в целый “мерседес”, жемчуг на шее, такой скромный, такой с виду вульгарно крупный, что кажется искусственным, а наверняка жемчужинки прежде красовались на какой-нибудь королевской (может, угольной или нефтяной) шейке, и этот холуй сзади, с пластроном, в бабочке и с оттопыривающей левый бок явно не пустой кобурой. Да, это реванш! Зачем? Сдаюсь!
Я продолжал читать лекцию по накатанному пути, пытаясь вернуть себе состояние полета. Серафима слушала с непередаваемым светским любопытством, будто леди Уиндермир — доклад дворецкого. Но попутно, каким-то параллельным сознанием, я реставрировал давний эпизод. Какой же все-таки я сукин сын! Мстительный самоуверенный мальчик решил похвастаться…