Новый Мир ( № 11 2012)

От мягкого асфальта поднимается накопленный за день ядовитый жар. Каменные джунгли, ни одного дерева.

Все дело в том, что я с самого начала отказывался считать это дело семейным. Кто он мне такой, этот Дима Протопопов? — да в первую очередь, как и для всех, телевизионная фигура, лицо из ящика. Я даже не уверен, как именно определяется степень его со мной родства: троюродный или сколько-там-юродный племянник?.. С его отцом (кузеном?.. да нет, дальше) у нас никогда не было братских отношений. Разные города, разные судьбы, практически никаких общих интересов и пересечений. Тетя Циля обычно приезжала к матери одна, платиновая, экстравагантная и смешная, с роскошными и всегда абсолютно бесполезными подарками вроде фарфоровых рыбок в сервант или дефицитных польских туфель, маленьких им обеим. И всего один раз мы были у нее в гостях, что в те времена еще не требовало унизительной ночной встречи с пограничниками и таможней.

Тогда я и познакомился с Менделем Яковлевичем. Увидел его коллекцию. И влюбился, и осознал, на чем стоит мир, и с того самого момента (медленно переворачиваются мутноватые пластиковые листы альбома — темный восторг, светлое восхищение, жар в животе и томно-праздничная карусель перед глазами) стал одним из тех, кто никогда не даст ему рухнуть.

Димы еще и на свете не было.

Ощущаю глухое раздражение, неуместное, вредное для дела, но непобедимое. Зачем Дима? Зачем вообще он нужен, хваткий юноша из телевизора, символ совершенно иного времени, отношения к жизни, ценностей и приоритетов? Возможно, он уже продал эти боны, загнал по оскорбительной дешевке кому-то настолько случайному и далекому от нас, что сделка выпала из сферы, контролируемой всевидящим оком старика Тронского. А если еще и нет, то сейчас, когда его жизнь подверглась опасности, непременно это сделает. Для них, нынешних, в принципе не существует выбора между собственной шкурой и судьбами мира. Они уверены, что после них мир попросту отключится, словно картинка в телевизоре после нажатия кнопки “выкл”. Или, скорее, круглой зеленой клавиши на дистанционном пульте.

Поэтому я и обязан его спасти.

Как?!!

Придется снова обращаться за помощью. Но теперь уже — не к посторонним. К своему, все понимающему человеку. Слава богу, у меня есть такой человек и такая возможность.

Прямоугольная вывеска с подсвеченными снизу и потому почти нечитаемыми бронзовыми буквами. Чуть в стороне светится, как гигантский плафон, застекленная витрина, полная прикнопленных внахлест стандартных распечаток, с которых смотрят одинаково пустыми глазами расплывчатые снимки неопознанных трупов и неопознаваемые в принципе фотороботы преступников разной степени опасности, но равной неуловимости. И отдельно столпотворение (места для них давно не хватает) фотографий живых — живых ли?! — пропавших без вести, в основном детей. Я не знаю, каких эмоций и слов достойна страна, где в таких количествах пропадают дети.

Но сейчас некогда думать об этом.

Поднимаю глаза, вижу светящееся окно. Пересчитываю на всякий случай и перевожу дыхание. Затем с трудом оттягиваю на себя тяжеленную дверь и вхожу. В мглистый холод, на ледник, убийственный после наружной жары. Девушка в аквариуме при входе сидит в теплом свитере, вязаный ворот которого выглядывает из-под синего форменного мундира.

— Вы к кому? — неприязненно и чуть удивленно.

Я отвечаю. Теперь она удивляется по-настоящему:

— На вас выписан пропуск?

Пояснить, что пропуск мне не нужен, невозможно. Как и пройти мимо нее, ничего не объясняя. Остается единственное, что должно подействовать с первой же попытки, потому что иначе сорвется все.

Смотрю на нее в упор. Нахохленное рыжее существо, примерзлая к кормушке усталая птица.

— Соедините, — говорю негромко и очень-очень убедительно, глядя в упор в обведенные зеленой тушью птичьи глаза. — Никаких “он занят”, никаких “его уже нет на месте” или “не положено”. Пожалуйста!!!

Едва не срываюсь в истерику.

Но она уже соединяет.

 

Первые полкилометра они гнали на бешеной скорости, и Диме Протопопову, человеку действия, было почти хорошо. Он даже успел подумать, что, в принципе, плевал на Таню, и если она предпочитает <…> с этим мажором, то ради бога. Лично он, Дима, в сложившейся ситуации поступал единственно правильно и был весьма доволен собой. И Таниным мажором с его подержанной (опять-таки неплохо — если что, не жалко разбить), но скоростной иномаркой в том числе. Пока он с какого-то <…> не ударил по тормозам.

Дима хотел высказаться, но не успел.

— Куда дальше?! — заорал мажор, как если б их разделяла, как минимум, автострада.

Протопопов посмотрел вперед, увидел ярко освещенный перекресток, и даже хуже — сложносочиненную, с кольцом, транспортную развязку. И сообразил, что ответа он не знает.

Им уже скандально сигналили со всех сторон. Пришлось (мажору, но Дима был солидарен) дать задний ход и встать у обочины.

— Кто ее похитил?! — Мажор продолжал орать.

— А я откуда?.. — огрызнулся Дима.

— Но ты запомнил машину? Номера?!

— <… … … …>. — Не было ситуации, давно заметил Протопопов, в которой мат звучал бы неуместно. — Темно же.