Новый Мир ( № 11 2012)

— Завещание? — удивленно переспросил Дима. — Не было никакого завещания. Моя бабушка, Цецилия Андреевна Протопопова, жива и здорова, слава богу, и, согласно действующему законодательству, покойному деду наследовала она. Можете сделать запрос вашим заграничным коллегам. А вы всегда светите людям в лицо этой штукой?

— Не нравится? — хмуро бросил генерал, квадратный силуэт против света.

— Нет, почему… Наоборот, очень зрелищно. Стильно. Это комната для допросов или ваш личный кабинет?

— Здесь мы задаем вопросы, — угрожающе, с ударением на “мы”, тоже очень стильно сказал генерал.

Диму Протопопова продержат семьдесят два часа для выяснения личности, над чем будет потешаться вся КПЗ, набитая под завязку фанатами пятничных “Городов”. Кое-кого неосмотрительно выпустят оттуда в тот же день, и к обеду о задержании самого Протопопова будет кричать вся оппозиционная, желтая и прочая пресса. Генералу Кравцевичу ради чести мундира придется выбирать выражения и средства, и Диму даже почти не побьют.

Он выйдет на свободу героем с настоящей журналистской биографией, а через пару месяцев запустится с новым проектом реалити-шоу “В застенках”. На который соберет в полном составе ту же команду, от юной секретарши Лили и старой лошади Эллы до верного водилы Шамиля. Врагов и завистников у него отнюдь не поубавится, но в профессиональных кругах работать с Димой Протопоповым сделается показателем крутизны и счастья, несмотря на то что с годами он станет все больше материться, все неохотнее давать в долг и все чаще терять спонсора накануне расчета с группой.

Но кто верит в постоянство спонсоров и честность расчетов, да и вообще хоть в какую-то стабильность того, что касается денег, в этой стране?

 

— То есть?! — звенящим шепотом выговорила Таня. — Как это?!. Где?!!

— Они были… здесь были, точно, в тайнике. Я все закрыл!!! перед тем как мы с Димой… Кажется, — пролетепал ее бывший жених.

Диван в его спальне стоял косо, не примыкая к стене, и наивный тайничок зиял наружу раскрытой пустой дыркой. И было совершенно ясно, что это навсегда, с концами, что поделать ничего нельзя, что остается только в который раз бессильно смотреть — как в лицо простертого на асфальте незнакомого пожилого человека с расколотым небом в глазах.

Таня залепила бывшему жениху пощечину, хлопнула дверью, вложив в эти бессмысленные жесты всю мощь своего отчаяния, и сбежала по лестнице вниз, дробно стуча каблучками.

На следующий день она встретит в городе симпатичного Антона, и он проходит у нее в женихах месяца два с половиной, пока не вернется бесславно в свои Верхние или Нижние Опишни. А Таня назло врагам закрутит служебный роман и на удивление друзьям счастливо выйдет замуж — за репортера Киру, редактора отдела сенсаций и расследований. По ее настоянию жених пригласит на свадьбу бывшего однокурсника Диму Протопопова, но у того найдутся на этот вечер более важные дела.

В нулевые Кирилл станет известным писателем, открытием нового века, надеждой и нервом нашей литературы, получит кучу литературных премий и честно потратит толстые пачки американских дензнаков на семью — а куда бы он делся?

 

Артем сидел на диване, стиснув руками виски и слушая удаляющийся перестук, и думал о том, что с него хватит. Что мама была права, и отец был прав, и вообще — он уже по рождению принадлежит к касте людей, которые правы всегда. И кстати, давно пора поставить на квартиру бронированную дверь с хорошей сигнализацией.

Мы не станем называть фамилии Артема и оценивать состояние его швейцарских и прочих банковских счетов на сегодняшний день. Этим регулярно занимается за нас деловая и желтая пресса.

 

И последнее

 

Я осторожен, а потому пережил их всех. И еще многих переживу.

Иногда мне кажется, что я, Вацлав Тронский, и вовсе бессмертен. Так нужно мирозданию, и я ничего не могу — даже если б хотел — предложить взамен.

Медленно листаю страницы. Тончайший, невидимый пластик, сквозь который, кажется, можно прощупать кончиками пальцев шероховатость гербовой бумаги. Но я не отвлекаюсь на очевидную бессмыслицу. Это просто смотр, ежедневный ритуал, призванный убедить мир в его временной незыблемости, выровнять на сегодня его пошатнувшуюся за ночь платформу. И не больше.