Новый Мир ( № 11 2012)

В прихожей он называет себя: то ли смешная фамилия, то ли кличка, она мгновенно вылетает у меня из головы. Юноша сомнительной наружности, при других обстоятельствах я ни за что не пустил бы такого в дом. Но предмет для разговора действительно есть, и он перевешивает всякий риск.

Сажусь в кресло и требовательно протягиваю руку. Он кивает и дает посмотреть — одну-единственную банкноту, вытянув ее из пачки за уголок, нарушив девственное прессовое состояние, варвар, вандал, идиот!..

Держу себя в руках, не показываю вида. Вооружаюсь лупой, хотя вижу и так.

Настоящая. Не подделка.

— Откуда это у вас?

Парень пожимает плечами. И он, как ни странно, прав: в нашем кругу таких вопросов не задают.

— Сколько вы хотите за них? За всю пачку, — уточняю на всякий случай.

— Всю пачку я не отдам.

— Это вы зря, молодой человек. Такой цены, как Вацлав Тронский, вам не даст больше никто.

— Я знаю.

— Сколько вы хотите?

Он судорожно сглатывает, переводит дыхание, краснеет до кончиков оттопыренных ушей. И выпаливает одним духом:

— Ничего. Она ваша, я ее вам дарю! Я вам еще подарю, сколько нужно, Вацлав Казимирович, хоть полпачки!

В панике подаюсь вперед и останавливаю его, схватив за предплечье, чтобы не начал потрошить. Истолковав мое движение превратно, странный молодой человек шустро отступает, со сноровкой фокусника или вора вбрасывая пачку обратно в сумку.

Та единственная бона лежит на журнальном столике, на том самом месте, откуда я недавно убрал в сейф альбом — перед тем как пошел открывать. Тонкий, почти совершенный рисунок, так не похожий на грубый непрофессиональный дизайн большинства купюр временных правительств и опереточных режимов, мнивших себя прочными и вечными. Позволяю себе маленькую слабость: дотрагиваюсь подушечками пальцев до шершавой бумаги и, подняв драгоценную бону за лезвийный край, рассматриваю против света водяной знак — гибкую женскую фигурку, изогнувшуюся в танце.

Моя. И это греет душу, несмотря ни на что.

Юноша еще здесь. Досадую на себя. Если бы он собирался ограбить меня или даже убить — я только что, забывшись, щедро предоставил ему такую возможность.

Спрашиваю с легким раздражением:

— Чего вы хотите?

Он смущается и краснеет еще больше, хотя, казалось бы, это уже невозможно. Отвечает чуть слышно:

— Возьмите меня к себе. В это ваше… ну братство. Которое держит весь мир, в натуре… ой, извините. Я хотел сказать, чисто конкретно… Ну пожалуйста! Возьмите меня!