Новый Мир ( № 11 2012)

Короче говоря, наша Евдокия устроила ей лишение квартальной и, автоматически, тринадцатой. Это уж она, конечно, слишком. Наказывать наказывай, но не по семье же! Все мы здесь были на стороне Ленки. И посоветовали идти к директору на прием. А что? Чем черт не шутит? Пару раз дрогнет своими шоколадными — от нее не убудет.

И не пошла бы она, конечно, никуда. Но уж очень она изменилась внешне. А нам разве не интересно? Еще как интересно. И не какой-то шкурный интерес, а самый живой — имеем ли мы, женщины, еще какое-то влияние на развитие событий или все наши женские достоинства — это атавизм?

Дальше было так. Входит она к Боборыкину. В другое время, наверное, вела бы себя как все: расхныкалась бы, о детях, о родителях вспомнила бы, кто в роду для Отчизны старался.

А это уже для всех нас было так важно: как вести, как себя ставить! Как в себя поверить! Здесь мы ее подробно после вытрясли, до последнего жеста.

Вошла она с яростью. Это мы постарались, чтобы она не овечкой вошла.

Вошла, села нога на ногу и закачалась. Глядя на него в упор, заходила ходуном, не передать даже. Она показала — очень действует, наповал. И молчит, губы кривит.

Но он, в общем, таких видел. А мужик, надо сказать, здорово траченный. Хотя бы и нашей Евдокией. Все они, старой закалки, — одна семья, в прямом смысле. К тому же таких у него — полторы тысячи. Если каждая станет трястись...

Но ведь Ленка — не каждая. Таких, которые в себя верят, — единицы. Короче, она молчит, он — пишет. Всегда у них есть что писать. Поднимает он свою гладкую голову и как бы удивляется. А если как бы удивляется — это уже кое-что.

— Что с вами? — спрашивает Боборыкин. — Если какое-то дело, то побыстрее. Я занят.

— С чего это вы взяли, что я по делу? — Тут Ленку начало нести со страшной силой. — Я просто так, познакомиться зашла.

Он аккуратно вставляет ручку в прибор, откидывается в кресле и начинает ногти рассматривать.

— А вы что, меня не знаете? — спрашивает Боборыкин рассеянно.

— Много слышала. А вот непосредственного контакта не имела.

Он так быстренько на нее глянул — очень она его контактом задела, мы так решили — и сказал:

— Ладно, девушка, выкладывайте, что там у вас. Если не связано с уголовным кодексом — помогу.

Любая из нас на ее месте тут бы все и выложила. А она после юга не любая. Она зимой будет любая, когда в автобусах потолкается, погриппует, в старой шубке в театре перед зеркалом постоит. Поэтому она ему сказала:

— Дело, конечно, плевое. Чихать я хотела на нее!

И вышла.