Новый Мир ( № 2 2000)

Книгу “Сдвиг” с эпиграфом-автоцитатой“...сдвиг — мертвого в живое”можно прочесть и как описание пути от состояния, когда “ты не готов еще принять / такую бездну безразличья”, — к жесткой правде: “Твой мир — всего один из многих, / И вовсе он не в центре мира”. Через попытку невозможного — видеть мир без себя, как в пейзаже с “золотистой молью” (“Без меня”).

Такое гибкое “я”, личное и безличное одновременно, — вещь сравнительно редкая в лирической поэзии, поэзии эгоцентрической по определению. Лиризм неуничтожим, и поэзия Валерия Черешни — еще одно живое тому свидетельство. Но она свидетельствует и о силе лирического слова преодолевать притяжение ко все тому же центру —эго:

Я сумел отстраниться от боли отдельной судьбы

(Запах летнего вечера хочет занять эту

строчку)

И смотрел на себя просто так, ни с какой

стороны,

Как на небо без облака, где не задумаешь

точку.

Лиля ПАНН.

Нью-Йорк.

1 Черешня В. Свое время. Нью-Йорк, “Эрмитаж”, 1996; Черешня В. Пустырь. СПб., “Феникс”, 1998.

 

Елена Елагина. Нарушение симметрии

*

ЕЛЕНА ЕЛАГИНА. Нарушение симметрии. СПб., АО “Журнал „Звезда””, 1999, 112 стр. (“Urbi”. Литературный альманах. Вып. 21).

Всякая книга начинается с названия, которое в процессе чтения как-то интерпретируешь, разгадываешь. Какую же “симметрию” нарушает сборник стихов Елены Елагиной?

Сразу и не понять, пробегая глазами строки, повествующие все о том же, о том же, о том же: о неутешительности жизни, одиночестве, о надеждах, прорастающих как упрямый пырей из-под напластований тоски и разочарования, о Музе, которая, впрочем, оказывается у Елагиной не чудной гостьей, а “девкой с дудкой, треснувшей в руке”. И тут уже неожиданность, уже некоторое нарушение равновесия, симметрии.

“Асимметричны” и любовные тяготения. Нет, никаких модных нынче перверзий в стихах Елагиной не отыщется (о чем она впрямую заявляет все в том же стихотворении “Незваная гостья”). Есть другое, весьма плодотворное для поэзии и вообще для искусства обстоятельство. Наше чувство становится не просто эмоцией, а эстетическим фактором, экзистенциальной проблемой, когда обнаруживает внутри себя некую необъяснимую невозможность реализации, загадочное несоответствие себе самому. Именно в этом смысл захлестнувших литературу XX века маргинальных страстей по Томасу Манну, Прусту, Кузмину или Набокову.