Но поскольку мы имеем дело с
феминистским,значит, подчеркнуто женским текстом, не стоит удивляться, что в нем проявились черты типичной женской непоследовательности. Неустранимое противоречие избрано автором вторым по значимости приемом (после повтора). На стр. 16 Жеребкина утверждает, что “Василий Розанов даже женился на Аполлинарии Сусловой, почти на двадцать лет старше его”. На стр. 33 возраст уточняется — “на шестнадцать лет старше”. На стр. 50 подтверждение: “24-летний Розанов выбрал 40-летнюю Аполлинарию”, и дальше — “после шести лет жизни с молодым Розановым она бросила его”. Но уже на стр. 51 цитата из Розанова же: “Она кончила же тем, что уже 43-х лет влюбилась в студента Гольдовского <...>. Она бросила меня”. Или арифметика феминисткам тоже запрещена?На стр. 184 цитата из дневника Менделеевой: “Течение своих линий я находила впоследствии отчасти у Джорджоне”, на стр. 185, вспоминая цитату, Жеребкина пишет: “Сравнивая себя с мадоннами Боттичелли...” Оно, конечно, один хрен, но все-таки так сразу, на соседних страницах...
На стр. 42 сказано, что “Дневник” Сусловой “был найден после ее смерти в 1918 году в Севастополе и опубликован в 1928 году А. С. Долининым”, но на стр. 49 сведения о “Дневнике” уже совсем другие: “Он был случайно найден в 1918 году А. Л. Бемом среди новопоступивших в Рукописное отделение Петроградской академии наук рукописей”.
Плохо сочетаются между собой сообщения, что Достоевский не признавал литературных талантов Сусловой и что все три ее рассказа — “Покуда”, “До свадьбы” и “Своей дорогой” — да плюс к тому перевод французской книги “Жизнь Франклина” были опубликованы в журнале “Время”, который издавали братья Достоевские. То Суслова в трудных
практиках субъективации“отвоевала (?) это право” на язык, в котором, по мнению Жеребкиной, отказали ей все те же Достоевский с Розановым, находившимся “под трепетным (!) влиянием” первого, “была писательницей и переводчицей и оставила свой знаменитыйДневник,который сегодня не менее знаменит (!), чем творчество Достоевского”. То оказывается, что она поразила “критиков полным неумением выразить переживания „страдающей женской души”” и заставила их “предположить, что все ее произведения воВремени— и даже первый рассказ — были напечатаны исключительно благодаря протекции Достоевского”.