Новый Мир ( № 4 2003)

Ирина Василькова. Белым по белому. М., 2002, 76 стр.

Ирина Василькова. О первородстве. — “Вышгород”, Таллинн, 2002, № 3 — 4.

Ирина Василькова. Темный аквалангист. — “Знамя”, 2002, № 9.

“Ирина Василькова” — зазвучало в литинститутской молве начала 80-х какимя талантливой студентки из семинара Евгения Винокурова, но затем лишь изредка появлялось в печати стихотворными подборками. Первые две книги стихотворений Василькова выпустила уже в новом тысячелетии, представ ярким, сложившимся поэтом.

Вычитывая из текстов Ирины Васильковой биографию ее лирической, как говорили раньше, героини, я поняла, несмотря на сдержанность автора в поверении читателю перипетий собственной жизни, что это человек, судьба которого состоялась и помимо писания стихов. О родовых корнях (“моя бабушка была крестьянкой”), о профессии (название одного из стихотворений — “Осенние размышления о русской душе, написанные вечером в холодной учительской”), о сыне, о счастливой и о несбывшейся любви написаны эти стихи. И с иронией, без обиды — о позднем своем обретении литературного имени: “Просроченным поэтессам / живется плохо — / перебродил кураж, заиндевела звезда”.

Художественный дар Васильковой преображает и празднично расцвечивает даже подробности тоскливо-привычной нашей жизни. В ее стихах есть такие редкие ныне восхищение жизнью и творческий азарт:

Этот праздничный сад, / этот солнечный плод абрикоса,

этот пристальный взгляд / на дорогу, лежащую косо,

словно тень от луча, / эта берега кромка литая,

где волна, грохоча, / в одичалые гроты влетает!

Переполнены дни, / и глаза от восторга устали,

и куда ни взгляни — / все детали, детали, детали

восхищают, слепят, / подчиняясь команде заочной,

наугад, невпопад, / а точнее механики точной, —

упоение материнством:

Морю навстречу глаза открывает дитя,

влагу вдыхает и соль, оставаясь на месте.

Сядем, обнимемся — и полетим очертя

голову — весело, быстро, а главное, вместе! —

поэтические свидетельства о переживаемых минутах дружеского и семейного душевного единения: “Исполнено смысла и веса / короткое слово „семья”. / Идем по осеннему лесу — / Мой муж, мой ребенок и я”, но и о всегдашней одинокости поэта, внутренней отъединенности даже и от своих родных: “Вот сын. Вот отец. Все понятно. / А эта, чужая, при чем?”

В то время как многое из написанного отмечено победительным звучанием, стихам присуща и достоверная обращенность к горестной действительности:

Из ночных глубин рыбаку не поднять сетей,

точно тянут вниз миллионы чужих смертей.

И с любой из них заодно умирать должна