Новый Мир ( № 4 2010)

Федор Сваровский предпочитает эпос, иногда фантастический. Его сквозная тема — какое-то новое, неслыханное по силе и характеру одиночество. Элеонор Ригби ХХIвека. Но для нас с вами сейчас ритм важнее темы.

 

это когда идёшь

и видишь холмы вдали

на холмах высокие крыши

и флаги

и в каждом дворе — цветут персики, вишни

май

начинается лето

проходя через луг

молодая японка и её электронный друг

смотрят, как из-под ног

разбегаются зайцы

а может быть, лисы

не зайцы

знаешь, мне нравится

говорить об этом

может быть, суть в том, что робот был одинок

и не думал что он один

и ты тоже была одна

а потом принесла

вина

 

У Сваровского рифма не просто ударяет раньше, чем обещана. Она и не обещана вовсе, она каждый раз как подарок. И вдруг сгущается (например, в конце цитаты). Дважды (отделенные пары строк) стихотворный строй сваливается в верлибр, потом замечаешь, что эти пары издали рифмуются между собой. Разумеется, речь идет не о формальной игре (какого только филологического кристалла не выдумать), а о живом ритме, прекрасно воспринимающемся на слух.

Много сказано — тем же Сваровским и по его поводу — насчет нового эпоса, точнее, нового значения эпоса. Не случайно, наверное, чистые лирики Денис Новиков и Борис Рыжий гибнут молодыми — лирическая свежесть исчерпывается быстрее, чем человеческий век. А внимание к миру вознаграждается мощнее и устойчивее, чем внимание к себе, и где-то тут близко интуитивный путь к бессмертию — через растворение в мире, своеобразный отказ от себя. Что-то здесь было нащупано поздним Заболоцким[1].

 

Борис Херсонский обрушил на нас с вами очень много стихов — было бы странно и подозрительно, если бы они оказались равноценными. Но в некоторых лучших автор становится прозрачен, как стекло, и ритм стихотворения настолько отвечает теме, что как бы усиливает ее резонансом.

 

Все видно, поскольку нет занавесок,

а окна новые, их поставили год тому.

Пятна на белой стене не хуже фресок.

Скоро забелят. Теперь все равно ему.

Свет из окон — во двор. Пересекались тени.

Слышались крики. Водка не шла колом.

Вышла дочь на крыльцо. Полотенчико — на ступени.

Села и закурила. Из разреза халата колени,

сдвинутые колени торчали острым углом.

 

Формальная тема стихотворения — не то чтобы поминки, так, небольшой слет гостей по случаю похорон. Жизни здесь нечем отреагировать на смерть; она буксует. От недостатка событий и поступков само время становится разреженным, ноздреватым. Точно таков и ритм — пробирающийся через паузы, как через зоны турбулентности.