Новый Мир ( № 6 2010)

Леонид, сын Алексея Ивановича, учился в военном училище и, конечно, все скрывал о своем отце. Но потом жена сообщила, что и сына посадили. Это было еще до нашего знакомства. Не писала ему больше и жена, разговоров об этом не было. Может быть, она узнала о его связи с домохозяйкой в Днепропетровске и перестала писать, не знаю. О последнем он сам рассказывал, как о чем-то самом обыкновенном. Так рушились семьи и у добропорядочных людей. Но как много ни пережил этот человек, ни в какую политику он не вникал. Вот где песчинка, гонимая ветром. Идет волна арестов — значит, так и должно быть. И только однажды я увидел в нем политический гнев. Шли переговоры с Финляндией о Карельском перешейке, но это мало кого интересовало. И вдруг радио передает вечером, что финская батарея обстреляла нашу заставу. Так надо было видеть, как рассвирепел дядя Леша: “По нашим стреляют, чухна поганая!.. Пустили б меня до их!..”

Другим ярким человеком в бригаде был Никитин, дядя Коля. Небольшой, жилистый, с козлиной бородкой и полный энергии. Он был из Чувашии. Воевал в Первую мировую, а в семнадцатом году служил в Петрограде в роте самокатчиков и, разагитированный, был против Октябрьской революции, — кажется, сочувствовал эсерам. После революции вернулся домой, крестьянствовал. Быстро разбогател, попал под раскулачивание. Если Панченко в те годы отсиживался, то Николай Сергеевич там, верно, бушевал. И кончилось десятью годами лагерей на Дальнем Востоке. Через три или четыре года он бежал, перешел границу с Монголией и подался в Китай. И надо же было наткнуться на наших разведчиков, возвращающихся из Китая, — они его скрутили и потащили назад. За это ему дали расстрел, а потом заменили десятью годами. Семью он совершенно потерял и не хотел знать о ней. С трудом я его уговорил, что сам напишу, но сельсовет ответил, что все умерли.

Никитин был мужик с хитрецой, полная противоположность простодушному дяде Алеше, но с ним у меня была не меньшая дружба. Могут сказать, что все у меня выглядят ангелами, но я отвечу одно: это только из камня кресалом высекают одинаковые искры, а из человека можно высечь как искры гнева, так и доброты. Не стану скрывать, что до нас Никитин из-за пустяковой размолвки чуть не убил человека — метнул в него вилы, тот еле увернулся. А со мной ни разу даже не рассердился всерьез.