Новый Мир ( № 7 2000)

Десяток яростных рук схватили Дениса Матвеевича, повернули ничком, ткнули толстым лицом в грязь. Бурно дыша выпитым, рыбаки в минуту скрутили ослабевшее тучное тело обрывком капронового конца, ноги обмотали брошенным пудовым куском старой якорной цепи. Капитана перекатили через край пирса и, удерживая за плечи и воротник куртки, окунули ногами в темные волны, уже приготовившиеся принять ненужного земле человека.

Капитан из-за полной расслабленности не мог говорить или кричать, и напоследок он только вымыкивал непослушным сведенным ртом свою смертную тоску. Руки рыбаков, державшие его, слабели, им нужно было только одно какое-нибудь психованное слово, чтобы разжаться, и капитан ушел бы на пятиметровую глубину. Но они почему-то тянули долгую минуту. И тут в воздух ворвалась резкая тошнотворная вонь человеческого кала. Державшие тяжелого обгадившегося капитана люди опомнились, содрогнулись, выволокли его назад и бросили бесчувственное тело на пирсе.

Забрав оставшуюся водку, рыбаки молча пошли на берег, чтобы продлить свое поминальное горе под скалистым склоном на краю поселка. Но, прошагав три десятка метров, они уже забыли о капитане, и кто-то громко безрассудно затянул:

— Что ты вье-ошься, че-орный во-орон... — И еще несколько пьяных глоток хрипло и отрешенно подхватили тяжкую песню...

Ночь больше не хотела смотреть на них, она медленно сомкнула над темным островом свои огромные ослепшие глаза. А где-то далеко в немом океане “Летучий голландец” принял на борт еще одного матроса.

Кузнецов Александр Владимирович родился в 1963 году. В течение ряда лет жил и работал на Курильских островах, занимался рыбодобычей. Публиковался в журнале “Октябрь”, альманахе “Ока”. В “Новом мире” печатается впервые. Живет в Туле.

Раздоры бытопорядка

АНАТОЛИЙ КОБЕНКОВ

*

РАЗДОРЫ БЫТОПОРЯДКА

 

* *

*

...Там кот любил любоваться мышкой.

Там уж вылакивал молоко.

И было грустно с хорошей книжкой

проститься враз, а с плохой — легко.

Там говорили, что жизнь — “что дышло”,

а вместо “срам” говорили “страм”,

и в каждом доме был коврик вышит:

над речкой храм, да и в речке храм.

Там пели мало, грустили множко,

случались смерти, гудела пьянь.

Там на окошках сидели кошки

и голубая цвела герань.

А девки там ну не то чтоб крали,

но все в них было — и там, и тут;

мы их хотели — с собою звали,

сперва откажут, потом придут...

Там я в учительницу влюбился

и написал ей: “Ай лав Вас эм”.

Зачем я жил там? А так — родился.

Зачем уехал? А ни за чем.

 

Очерк

Алексею Комарову.

Я бы, конечно, писал о другом,

но день случился таков,