Новый Мир ( № 7 2000)

С ним и светло и, конечно, темно,

радостно и одиноко...

Родина... — может быть, это письмо,

может, и правда от Бога...

Родина — это... А ты — про овсы,

да про луга, да криницы...

Родина — это та капля росы,

в коей не грех утопиться.

Это, конечно, и ты, дуралей,

галстук за родину рвущий.

Это и я, дуралей, —

над твоей музой кривой хохотнувший...

 

* *

*

Человек рождается, вырастает в мужа,

не тонет в воде, не сгорает во зле,

потом узнает, что нисколько не нужен

ни себе, ни дочери, ни земле;

потом человек научается плакать,

потом, не вспомнив, зачем пришел

на эту землю, становится прахом —

и ему хорошо, и земле хорошо.

Кобенков Анатолий Иванович родился в 1948 году в Хабаровске. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Автор нескольких стихотворных сборников, выходивших в Сибири. Живет в Иркутске. В нашем журнале публикуется впервые.

Бабе Ане — сто лет

Милый, чё, милый, чё?

Милый, сердишься за чё?

Чё ли люди чё сказали,

Чё ли сам заметил чё?

Павел Васильев.

Эти стишки-песенку баба Аня всю жизнь помнила, лишь недавно стала их забывать. Ну а кто их когда написал, она понятия не имела. Поэт, поэзия — с этими словами она никогда не соприкасалась. Может быть, они ей когда-то и слышались, но с какой стороны и когда — не помнилось. Сколько-нибудь самостоятельного смысла они для нее не приобрели.

Бывает среди людей, право, бывает — и по сто лет люди живут.

Баба Аня свои дни рождения не вспоминала, надобности не было, но ей внучка Груня, тоже славная старушка, эти дни аккуратно каждый год напоминала. Они вместе с Груней жили, в Аниной избе. Избу еще Тимоша ставил — давно покойный бабы Ани муж.

Ане сто нынче стукнуло, Груне, той шестьдесят три, но кто из них бабка, а кто внучка, им все равно было: на равных жили.

Разговоры они вели между собой редко, больше о том, кто у кого чего украл. Если человек украл не в своей деревне, а в соседней, а то и в райцентре, так это и вовсе воровством не называлось: дескать, человек “исхитрился” добыть... Обе за свою жизнь сделали мало, совсем мало такого, за что перед Богом каяться бы. С Богом у них были вполне нормальные отношения.

В деревне Сидневе, где они жили, дворов двадцать — двадцать пять. А когда-то было и все сто пятьдесят. В голод разбежался народишко в город, еще куда. После кое-кто вернулся в Сиднево. Когда-то сидневские брали хорошие урожаи. Теперь жили огородами. Злаковых и зернышка не сеяли. Разве что овес для скотины и птицы на том же огороде. Земли под огород сколько хочешь, столько бери.