Подобный взгляд на “Онегина”, инициированный, пожалуй, еще Ю. Н. Тыняновым, в последние десятилетия утвердился в своих правах благодаря работам Ю. Н. Чумакова, С. Г. Бочарова и самого Непомнящего. Продержавшееся полтора века чтение романа как сюжета героев можно наконец считать рухнувшим. И это открывает весьма существенные историко-литературные перспективы: от “Онегина” к ХХ веку, к поэтике романов Набокова, например.
Тезис о процессуальности текста вызывает, однако, одну серьезную методологическую трудность. Непомнящий утверждает, что “
процессромана” рассматривается им “не как эмпирическая реальность истории создания текста, а какструктурный принцип самого произведения,реализуемый вбеловомтексте”. Между тем основной предмет внимания исследователя здесь, как и в разделах о лирике, — “история души”, запечатленная в тексте. Здесь, как и там, экзегетические усилия исследователя направлены прежде всего на внетекстовую реальность, которая реконструируется, исходя из показаний текста.Строго говоря, Непомнящий не удерживается в рамках белового текста, вольно или невольно он привлекает к анализу фрагменты творческой истории романа, параллельно писавшиеся стихотворения и письма. В этой связи можно было бы предъявить ему некоторые упреки историко-литературного плана. Но анализ “Онегина” так точен и увлекателен, глубок и прост одновременно, что в связи с ним хочется говорить о совершенно других вещах.
Прежде всего — о природе филологического метода Непомнящего. До сих пор речь шла по преимуществу о центральных разделах книги. Что же касается статей, их обрамляющих, то лучше всего их можно определить термином, предложенным А. Н. Хоцем и введенным в оборот С. Г. Бочаровым: “религиозная филология” 1 . С точки зрения любой отрасли того литературоведения, которое осмысляет себя как науку, “религиозная филология” — явление маргинальное, и обсуждать его всерьез почти неприлично. Между тем как факт истории культуры оно несомненно нуждается в осмыслении, тем более когда речь идет не об эпигонских его проявлениях, а о таких ярких, как “феномен Непомнящего”.