Во время очередной “развязки”, рассказывает Смелянский, в присутствии высокопоставленной дамы из ЦК Олег Николаевич будто бы подошел к одной известной актрисе и внятно произнес: “Сейчас пойдем с тобой е...” Но вряд ли Ефремов относился к острякам, любившим не по одному разу разыгрывать перед новыми зрителями старые свои шутки. Наличие реальных свидетелей схожей истории позволяет усомниться, что автор мемуаров пишет по собственной памяти, описывает события, которым сам был свидетелем. А не пересказывает и здесь, и прежде, и потом с чужих слов театральные анекдоты и легенды.
Подмены, подмены...
“Когда Ефремова не стало, по всем телевизионным каналам прежняя Доронина по-русски, по-бабьи, белым звуком оплакивала уход партнера: „Опустела без тебя земля”...” Но ведь это не она (хотя Доронина тяжело переживала и его смерть, и невозможность нормального разговора). Это — телеканалы воспользовались одной и той же “картинкой”, что ж, ставить иэтоей в вину?! Про юбилейный вечер у Дорониной: “судя по газетам”, “перед входом в театр публику встречал плакат: „Жиды, вон из России””. Газеты могли и наврать. Стоял перед входом минут сорок, ждал своих спутников — не видел. Спорить не стану: мог пропустить, но как можно ставить выходку хулиганистого зрителя или даже случайного прохожего в вину целому театру, упоминать эту деталь среди других немногих как чуть ли не главное событие пятичасового юбилея?!
О разделе Художественного театра мемуарист пишет в уже знакомом нам ключе: “С самого начала О. Н. совершил непоправимую ошибку. Он не продумал человеческих последствий своего предложения о разделе... Он импровизировал там, где импровизировать было нельзя”. Но до того: “Я был не наблюдателем раскола МХАТ. Я был его участником”. Почему же ошибки — только Ефремова? Ведь в предисловии обозначено: “Двадцать наших совместных лет, венчавших век Художественного театра”. “Наши совместные годы” — и только его ошибки.
То и дело автор подчеркивает свою близость с Ефремовым. До самого его конца, когда, как пишет Смелянский, “мы были на пороге какого-то важнейшего в нашей совместной жизни разговора, несколько раз, вплоть до самых последних его дней, улыбаясь, он обещал: надо мне с тобой обязательно поговорить про все дела, в том числе и про книгу твою, я ведь внимательно прочитал, до последней строчки. Так и не поговорили”.