Новый Мир ( № 7 2006)

— А-а-а... это про лошадь? Да, видел в Венгрии, как на сцене изображали лошадь... Это интересно было... Чингиза Айтматова они играли... Забыл, как называется... Ну, повесть его, в “Новом мире” еще печаталась у нас... Кино еще у нас Урусевский сделал... Нет, не “Белый пароход”... Это про мальчика... Хотя и там есть великолепные сцены с лошадью... Помните, Марк?

Вот так примерно он опять ушел от разговора о “Холстомере”. Я ему о Толстом, он мне о Чингизе Айтматове, которого видел в Венгрии. Разговор наш происходил в “Современнике” — там Георгий Александрович ставил “Балалайкина” по Салтыкову-Щедрину. Надо сказать, очень хорошо ставил. Как всегда, очень профессионально. Хотя — мне так казалось — не хватало в этой постановке личной боли и щедринского фантазма, театральность забытовлена была, полета не было, уж очень рационалистично все... Однако острота текста необычайная. Прямо хоть с самиздатом соперничай.

— И как это пропустили?

Вот вопрос, который мы всегда в таких случаях задавали.

Автором пьесы был Сергей Михалков. Учись, Розовский, как делать дело. Кого надо в авторы привлекать, чтобы в конце концов одержать победу.

— Я придумал, как оформить “Играем Стриндберга”. Я буду художником этого спектакля, а вы его поставите, Марк.

Верх доверия. Георгий Александрович Товстоногов у меня в художниках-сценографах — уж не сон ли это?.. Но память моя крепка: да, Георгий Александрович предлагал именно такой вариант дальнейшего сотрудничества.

— А “Холстомер”... не хотите “Холстомер”?

— Ах, Марк, да что вы заладили... Где пьеса “Холстомер”?.. Дайте почитать!.. Нет пьесы. А Дюрренматт — есть. Над ним и думайте.

— Хорошо, — сказал я поспешно, зная, что споры с Гогой бесполезны и даже вредны. — Я, конечно, буду все лето думать о Дюрренматте, но пьесу по “Холстомеру” тоже буду писать... вы не откажетесь ее прочитать, когда она будет готова?

— Что вы такое говорите, Марк?! Вы же знаете, как я к вам отношусь!

И снова теплая отеческая улыбка мэтра была для меня драгоценной гарантией, зовущей к непременному началу работы. Конечно, я опять работал без всякого договора, зная, что если Гога сказал, значит, так оно и будет.

Весной 1974 года первый вариант пьесы “История лошади” был мною закончен. Уже без всякого вызова со стороны Товстоногова я привез пьесу в Ленинград и прочитал ее у него дома на квартире.