Новый Мир ( № 8 2002)

На “безбрежную фантазию” Ивана — сюжет “Великого инквизитора” — Алеша спрашивает: что это, “какое-нибудь невозможное qui pro quo”? (14, 228). Qui pro quo — комедийный, почти водевильный термин — это подмена. Подмена подозревается сразу в сюжете “Великого инквизитора” — не только Алешей, слушателем ее, но и героем ее, самим инквизитором: “Это Ты? Ты? <...> Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: Ты ли это или только подобие Его...” И авторский комментарий Ивана: “Пленник же мог поразить его своею наружностью”. Мотивдвойникавозникает в сюжете, но если не авторством Ивана, то авторством Достоевского, кажется, не поддерживается. А в конечном счете кто из нас сомневается в том, что “Великий инквизитор” сквозь авторство Ивана — это есть прямое, хотя и “связанное”21, высказывание автора Достоевского? Тем не менее и в философской критике есть разногласие о Христе поэмы-легенды и его толкование как ложного образа, созданного Иваном в свое оправдание22. Однако мотив qui pro quo относится, кажется, более широко вообще к превращениям Христова образа в христианской истории человечества и особенно в век Достоевского — да и в век уже Пушкина. Уже его новый сеятель, “И. Х.” — умеренный демократ, тот, кто первый провозгласил свободу, равенство и братство, по Белинскому, и т. д. — версилов­ский Христос презирающий, наконец, инквизиторвместоХриста.

Если вернуться к заповеди любви, то с этой именно абсолютной вершины и предъявляет свой счет самому творцу ее Инквизитор: Ты поступил с людьми,“как бы и не любя их вовсе”23. И упрекает Его в отсутствиисострадания,что выразилось вуважениик человеку: “Столь уважая его, ты поступил, как бы перестав ему сострадать...” Сострадание, формулирует тут же он, “было бы ближе к любви” (14, 233). Так прежний раскольниковский сплавсостраданияипрезрения  осуществляется максимальным образом в деле Великого инквизитора. В своей “Легенде о Великом инквизиторе” (1891), этой первой фундаментальной рефлексии русской мысли над поэмой-легендой, В. В. Розанов прежде всего отметил “необыкновенную сложность ее и разнообразие” совмещенных в проповеди ее героя идей и мотивировок, разнообразие и сложность, “соединенные с величайшим единством. Самая горячая любовь к человеку в ней сливается с совершенным к нему презрением...”24Сливается:та самая адская смесь.