Тут возникает
главныйвопрос — не у Личутина, у непредвзятого читателя. Вопрос таков: кому предназначен этот текст? Обычному, среднему человеку? Но так ли уж волнуетобычного человекавопросдележкиписательских дач, от которой ему уж точно ничего не обломится? И не скажет ли он себе, если сохранил все-таки здравый рассудок: да пропадите вы пропадомсо всеми своими дачами,мне-то какое до них дело? А если невзначай он еще и человекпорядочный,может, пожалуй, прийти в голову и такое: не слишком ли унизительна вся эта переделкинская возня для людей, как будто провозгласивших (самим выбором профессии) интерес лишь к высокому и вечному?..Впрочем, вернемся к обидам. Переделкинское сообщество, по собственному признанию автора, показалось ему равнодушно-холодным к жизни, проходящей внутри ограды его личного участка, — к тому, “что мучает ежедень”. Но из текста “Сукиного сына” никак не следует, чтобы его самого и членов его семьи особенно интересовало, “какие заботы гнетут” за чужими заборами...
Точнее, автор и не заглядывая знает, что забот там никаких нет и не может быть — разве только хранить да умножать неправедно нажитое богатство. Вот пристроили проклятого пса сторожить участок, где идет масштабное строительство. “Столько денег убабахано, зарыто в землю”, — недобро причитает Личутин и тут же спешит с далеко идущими выводами: “И прежде, братцы, бывал доход, его прятали в чулок, боялись показать достаток, чтобы не выбиться лицом из прочих; но разве то были день-ги-и! да перед нынешними пачками „капусты” это просто карманная мелочевка...”