Модер считался районом неблагополучным и бедным. Здесь жило больше всего бедноты, сюда же были вынесены грязные производства, такие как красильни и дубильни, работающие по старым технологиям, из-за которых речка Шир давно уже получила почти официальное название Вонючки. Здесь же стоял завод «Гутенберг-Фишер», окруженный кольцами прифабричных кварталов. Завод, обеспечивающий Анрию тысячей рабочих мест, сердце Модера и последняя надежда людей, а также источник постоянного смога и навечно въевшегося в кожу запаха жженого угля.
Однако имелись в Модере и приличные кварталы. Лишенные лоска и изящества прилегающих к анрийскому центру районов, но тем не менее считающиеся хорошими. И жилье здесь стоило хорошо.
Это был, конечно, не особняк на берегу Риназа, однако по модерским меркам настоящий дворец у дороги, ведущей в тихий пригород. Содержал его некий меценат, обожающий современное провокационное искусство настолько, что превратил наследственную недвижимость в студию для молодых художников. Сегодня здесь проходил шумный праздник, и ван Блед был одним из гостей и устроителей — отвечал за поставку натурщиц легкого поведения и свободных взглядов.
— Он там? — нетерпеливо облизнулась Даниэль, лихорадочно блестя глазами.
Сигиец помедлил с ответом. Если бы чародейка не изучила его повадки, решила бы, что издевается.
— Да, — ответил он наконец, не глядя на нее, и добавил: — Уверен. Точно.
Даниэль усмехнулась, довольная своей воспитательной работой.
Ее немного знобило. Сучка окончательно проснулась и сосала чародейку, впиваясь зубами в нутро. В «Клубе» вкус крови, страх беспомощной Магнолии раззадорил аппетит мерзости. Она требовала, чтобы ее накормили. Голодной сука была очень агрессивна и жрала буквально все. Хватало капли, чтобы завестись.
Даниэль почти не сдерживала ее. Уж точно не сегодня.
— Он один? — от нетерпения чародейка задрожала.
— Нет.
— Сколько их?.. Ладно, не важно, — отмахнулась она. — Главное, он там! Ну держись!
— Ты не пройдешь — здание закрыто магией.
— Но ты-то пройти сможешь, несмотря на все печати и сигили?
— Да.
— Ну и прекрасно, — улыбнулась чародейка. — Главное, открой дверь, а остальное я уже предусмотрела.
Сигиец посмотрел на нее. Даниэль врала, но ей не было стыдно.
— Ударь меня, — потребовала она. — Я не сахарная — не рассыплюсь.
— Зачем?
— О боже! — раздраженно воскликнула Даниэль. — Хватит дурацких вопросов! Просто ударь ме…
Она задохнулась от боли, толком не разглядев движение сигийца. Удар у него был быстрым, сильным, тяжелым. Чародейка едва не пожалела о сказанном — боль растеклась по животу, вышибая из глаз слезы. Мерзость с жадностью накинулась на еду, алчно глотая, выпивая все до последней капельки, как голодная псина, дорвавшаяся до объедков с хозяйского стола.
Сигиец внимательно смотрел на чародейку серебряными глазами.
В густом тумане выделялось пульсирующее, пышущее, яркое, насыщенное пятно ее сули. Сули не такой молодой, какой она хотела казаться, но крепкой и выносливой женщины. Внешний контур, как и у всех чародеев, переливался яркими красками арта, волнами исходящими изнутри души и тела. Однако ниже было то, с чем сигиец не сталкивался до того, как увидел чародейку впервые на Лодочной улице.
Там, где у женщин матка, был вибрирующий и дрожащий сгусток черноты, отдаленно своими очертаниями напоминающий человеческий зародыш. У зародыша имелась деформированная голова, правая ручонка с огромными пальцами и только верхняя часть недоразвитого туловища. Все остальное рассекалось и распадалось на множество тонких нитей паутины, в точности повторяющей человеческую кровеносную систему. Зародыш был вплетен в нее, вживлен, являлся неотъемлемой частью. От удара паразит растекся по сосудам еще больше, заполняя их жидкой, ядовитой чернотой вокруг себя, в паху, в левом бедре, в левом боку.
Чародейка разогнулась, продохнула, убрала руку с живота.
— Еще, — хрипло потребовала она.
Сигиец ударил.
Даниэль упала на колени, сплевывая вязкую слюну.
Паразит внутри расползся до левого колена, устремился вверх по левому боку до плеча.
— Еще! — прохрипела с колен чародейка. И получила еще. В глазах поплыло.
Жадная дрянь насытилась, напилась, заурчала.
Даниэль задрала левый рукав, сквозь слезы взглянула на руку, изуродованную вздувшимися, пульсирующими черными венами до кисти.
— Хватит, — выдавила она из себя и закашлялась.
Боль не гасла, но начинала приносить извращенное удовольствие, придавала сил. Даниэль поднялась с колен, спазматически трясясь от распирающей грудь, душащей, пьянящей эйфории, отзывающейся приятной болью в набухших, затвердевших сосках и между ног.
— Давай, — засмеялась чародейка больным смехом, — вежливо постучимся.
Сигиец молча достал из ножен меч, раскрутил его в руке и шагнул к дверям особняка.
V