Новый старый год. Антиутопия

– Зато в России они сейчас – бесплатные, – вновь заговорила Наталья. – Там уже все особо говорливые и недовольные давно лежат в братских могилах. Легко рассуждать о справедливости за сытным обедом и бутылкой водки. Другое дело, когда близкие тебе люди гибнут ради какой-то химеры. А выигрывают, как правило, законченные проходимцы. Что же касается вашего горячо любимого застоя, то смею вам напомнить, что ему предшествовали революция, гражданская война, коллективизация, репрессии, мировая война и, наконец, оттепель. Темп времени ускоряется, и на что раньше уходило десятилетие, сейчас совершается за год. Поэтому в исторической ретроспективе у нас сейчас где-то год, так, сороковой. А мы с вами и не в Северном Казахстане вовсе, а где-нибудь на Западной Украине или в Бессарабии. На пути к вашему любимому застою еще много горя и страданий. На всех хватит. Мало никому не покажется. Дерзайте, товарищи! Но мне и моему сыну, извините, с вами не по пути.

Наталья встала и вышла в коридор. Из-под вороха шуб она достала свою куртку.

– Наташенька, ты куда? Ты же ничего толком и не поела! – окликнула ее тетя Маша.

– Спасибо. Я уже сыта.

– Мама, я с тобой! – закричал Алешка и выбежал в прихожую.

– А куда мы сейчас идем? – спросил он молча шагавшую рядом мать.

– К тете Джейн, – ответила Наталья сыну.

– Узнать про папу? Когда он приедет? – не унимался любопытный мальчик.

– Да, – коротко ответила она.

У нее было скверно на душе. С одной стороны, полная неопределенность с отъездом. С их визами проблем не было. Об этом Джейн позаботилась заранее. Они могли улететь еще вчера из казахстанской столицы в Сингапур, а оттуда – в Сидней. Но получение виз еще для трех молодых особ – семнадцати, шестнадцати и двенадцати лет, которые не имели никакого отношения к семейству Кузнецовых, для Джейн оказалось полной неожиданностью. Хорошо, хоть Клавдия перед самым отъездом передала Наталье копию приговора проведенного задним числом суда по делу родителей Вали и Светы и свое нотариально заверенное согласие на обучение дочери Людмилы в одном из сиднейских колледжей. Но клерки из визовой службы консульства потребовали еще такое же согласие от отца. Им, сидящим в теплых и светлых кабинетах за современными компьютерами, и невдомек вовсе, что происходит сейчас в России. Наталья попыталась представить себе легендарного партизанского командира, вдруг пришедшего к нотариусу, и невольно улыбнулась.

«Но ничего, – успокаивала она себя, – Джейн поможет».

Странное дело, но она абсолютно не испытывала никакой ревности к «законной» жене своего мужа. Напротив, эта сухопарая, долговязая ирландка, внешне напоминающая афганскую борзую, вызывала у нее откровенную симпатию. Она была единственным человеком, с которым ей было интересно здесь общаться. Наталья вспомнила пьяные разговоры за столом у тети Маши, и у нее мороз пробежал по спине.

«Какие же они здесь наивные, как дети! – подумала она. – Жестокие и злые дети. Они просто не понимают, что они говорят, к чему призывают».

Ей, прошедшей все прелести нового коммунистического рая, казалось, что она мудрее этих людей на целую жизнь. Даже свекрови, даже трудяги Женьки, даже добрейшей тети Маши.

А вот с Джейн ей было интересно. Она умела ценить и уважать людей. Может, потому, что многое в жизни пережила.

Еще молоденькой семнадцатилетней медсестрой она попала в Афганистан. И там, в полевом госпитале моджахедов, угораздило ее влюбиться в пленного советского лейтенанта с Рязанщины. Его убили при попытке к бегству. Но с той поры у нее осталась странная, многим на ее родине не понятная, привязанность к русским.

Потом были и Индонезия, и Босния, и Камбоджа, и даже Чечня. На своем веку Джейн повидала столько крови и страданий, в ней было столько мудрости и сочувствия к людям, что этих ее качеств с лихвой хватило бы на десяток жизней.

«Интересно, у нее что-нибудь было с Георгием, или это на самом деле только брак по расчету?» – подумала Наталья.

Но тут же отогнала прочь эту бабскую мыслишку. Сейчас надо думать, как ребят довезти до безопасного места и пристроить, а не об этом.

В том, что Павлодар – это пороховая бочка, она не сомневалась. Приближение войны здесь чувствовалось во всем. Бюджетных служащих периодически вывозили на субботники за город. Чем они там занимались, говорить было не принято, но все в Павлодаре знали, что они роют окопы и траншеи. С каждым днем в город прибывали все новые и новые подразделения союзников Казахстана. Расквартировался турецкий мотопехотный полк. Укреплялась германская артиллерийская бригада. А на днях в областном центре ожидали прибытие мотопехотной дивизии США.

В то же время многие из живущих в городе русских с нетерпением ждали прихода российских войск как освободителей. По городу шныряли стайки парней в просторных куртках, под которыми явно проглядывались железные пруты или другое, более серьезное оружие.

– Ма-ма! Смотри! Это арабы? Да? – отвлек ее от невеселых мыслей сын, показывающий на группу стоящих возле автобусной остановки людей, из-под армейских меховых шапок которых свисала распущенная чалма.