Новый Свет

Каждый надеялся на что-то, говоря о грядущей новой жизни и о том, что он надеетсяполучить от нее. Свежий воздух, неважно, что значат эти слова. Настоящая гравитация вместо той поддельной, что постоянно выходила из строя (хоть и, несмотря на то, что любой ребенок старше пятнадцати скажет, что когда она ломалась, было очень весело). Все неохватные пространства, что у нас будут, все новые люди, с которыми мы познакомимся, когда пробудим их от сна, полностью игнорируя то, что сучилось с первыми переселенцами, суперуверенные в нашей болеесовершенной экипировке, благодаря которой ничего плохого не сможет с нами случиться.

Вся эта надежда, посреди которой я была, прямо на самом ее краю, выглядывая во тьму, первая, кто увидит ее, первая, кто поприветствует ее, когда увидит ее такой, какой она является в действительности.

Но что если это так?

— Это потому что надежда пугает? — спрашивает отец.

Я подняла на него глаза. — Ты тоже так считаешь?

Его улыбка полна любви. — Надежда ужасает, Виола. — Он сказал. — Никто не хочет этого признавать, но так и есть.

Я чувствую, как глаза вновь наполняются слезами. — Тогда как ты это выносишь? Как ты можешь вынести даже мыслио ней? Она кажется такой опасной, как будто накажет тебя даже за мысль, что ты достоин ее.

Он очень легко коснулся моей руки. — Потому что, Виола, жизнь куда более устрашающаябез нее.

Я опять сглотнула слезы. — Значит, ты говоришь, что единственный выбор, что у меня есть — выбрать каким образом я буду жить в страхе до конца своих дней?

Он засмеялся и раскрыл свои объятья. — И еще, улыбнись наконец. — Сказал папа.

И обнял меня.

И я позволила ему.

Но в моей груди все еще жил страх, и я не знала какой он. С надеждой или без нее.

* * *

Похоже, проходит целая вечность, пока я отстегиваю ремень. Это непросто сделать, когда висишь вниз головой, и ремень держит тебя. И когда он, наконец, расстегивается, я выпадаю с сиденья, скользя по стене кабины, которая, видимо, сложилась в себя.

— Мам? — кричу я, и несусь к ней сломя голову.

Она лежит лицом вниз на полу, который был потолком, ее ноги вывернуты так, что я и смотреть не могу.

— Виола? — зовет меня мама.

— Я здесь, мам. — Я скидываю все, что навалилось на нее, все бумаги и экраны, все разрушилось, когда мы упали, все, что не было закреплено, развалилось на куски.

Я тяну большую железную пластину с ее спины.

И вижу.

Кресло пилота было вырвано с пола, в разорванной обшивке спинка превратилась в металлический штырь.

Штырь, который вошел в спину моей мамы.

— Мама? — говорю я, голос натягивается, когда я пытаюсь вытащить железку еще немного из нее.

Но когда я двигаю ее, мама кричит, кричит так, будто меня тут и вовсе нет.

Я останавливаюсь.

— Виола? — зовет меня мама опять, задыхаясь. Ее голос срывается, — Это

ты?

— Я здесь, мамочка, — отвечаю я, ложусь рядом с ней, чтобы быть ближе к ее лицу. Смахиваю осколки с ее щеки и вижу ее глаз, безумно оглядывающийся вокруг.

— Дорогая? — говорит она.

— Мам? — реву я, стряхивая еще больше стекла. — Скажи мне, что делать,

мам.

— Дорогая, ты не ранена? — говорит мама высоким, дрожащим голосом, будто она не может сделать вдох.

— Не знаю, — отвечаю я. — Ты можешь пошевелиться?

Я пытаюсь поднять ее за плечи, но она снова кричит, отчего я тоже кричу, и отпускаю ее обратно на пол в том же положении, на животе, на потолке, с железкой в спине, кровью, которая медленно вытекает из нее, будто это какой-то пустяк, и все вокруг нас разрушено, разрушено, разрушено.

— Твой отец, — задыхается мама.

— Я не знаю, — отвечаю я. - Огонь. …

— Твой папа любил тебя. — Говорит она

Я замолкаю и смотрю на нее, — Что?

Я вижу, как мама шевелит рукой, пытаясь вытащить ее из-под себя, и я беру ее очень осторожно, сжимая в своей. — И я тоже люблю тебя, Виола. — Произносит она.

— Мам!? Неговори так.

— Послушай, дорогая, послушай меня.

— Мама!

—  Нет,выслушай .

И она начинает кашлять, и боль от него заставляет ее снова кричать, я сжимаю ее руку еще крепче, едва замечая, что кричу вместе с ней.

Она перестает, задыхаясь снова, ее глаза поднимаются на меня, более сосредоточенные, кажется, что она очень сильно старается, словно она никогда так не старалась во всей своей жизни. — Они придут за тобой, Виола.

— Мам, прекрати, пожалуйста.

— Ты обучена, — она говорит. — Ты останешься живой. Ты выживешь,Виола Ид, слышишь меня? — ее голос становится громче, хоть я и слышу в нем боль.

—  Мам, ты неумираешь…

— Прими мою надежду, Виола. — Говорит мама. — Прими надежду твоего отца. Я отдаю ее тебе, хорошо? Я отдаю тебе свою надежду.

— Мама, я не понимаю.

— Скажи, что возьмешь ее, дорогая, скажи мне это!

Мне не продохнуть, кажется, я плачу, но в голове ничего не сходится, я здесь, держу руку своей мамы в разбитом космическом корабле на первой планете, где я была, посреди ночи, которую я вижу через трещину в корпусе корабля, и мама умирает, она умирает,а я месяцами вела себя так ужасно с ней.

— Скажи это, Виола. — Шепчет мама. — Пожалуйста.