Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка

То, что он увидел в каюте американки, потрясло его. Все от пола до потолка было увешано кружевами. Это были отличные бельгийские и французские кружева, стоившие немало денег, из-за качки они колыхались из стороны в сторону.

— Мне так стыдно, мистер Фаберовский, — сказала Молли, перехватив его взгляд. — Они все вымокли, когда я упала в обморок. А мне неудобно отдать их на просушку.

— А! — поляк с облегчением забрал у нее из рук бутылку с шампанским, дипломатически оставаясь в открытых дверях. — Везете контрабандой в турнюре? То-то мы с таким трудом вас подняли. Ну, что тут у нас? «Мумм» с белой печатью. Ишь ты!

Пробка хлопнула в потолок и запуталась в кружевах.

— Скажите, мистер Фаберовский, а откуда вы так близко знаете мистера Ашуэлла? — спросила Молли, когда бокал опустел. — Он никого другого не звал смотреть свою дочь.

— Уже и про это известно…

— Миссис Мэй рассказывала об этом в дамском салоне.

— Я был партнером мистера Ашуэлла в одном очень важном деле.

— А почему вы путешествуете один?

— А с кем я должен путешествовать, по-вашему?

— С женою, с детьми. С невестой, на худой конец…

— А это что? Мистер Ашуэлл? — Фаберовский заметил разложенные для просушки на койке листы с карандашными рисунками. — Похож.

Молли Дуайер залилась краской и бросилась убирать рисунки в папку.

— А можно мне глянуть? — остановил ее поляк. — У вас определенно есть талант схватывать характерные черты.

Смущаясь, американка подала Фаберовскому папку.

— Это что за троица? Стюардессы, которые приводили вас в чувство? Ну чисто ведьмы из «Макбета!».

У Молли Дуайер действительно был талант, хотя она не всегда могла совладать с собой. Среди рисунков было два совершенно чудесных наброска подходившего тендера с пассажирами и почтой, сделанные в Куинстауне, и в то же время очень злой и потому неудачный рисунок, изображавший Алису Мур во время потопа в неприличном виде. Рядом был изображен Крапперс, похотливо пялившийся на нее с высунутым от вожделения языком. Еще одна картинка была сделана за завтраком. Горизонтальная черта поперек листа обозначала стол. Сверху от черты были изображены Мактарк и сам поляк. Двух отсутствовавших на завтраке — Барбура и Крапперса, — мисс Дуайер представила в виде бокала в младенческом чепчике и пустой бутылки с траурной лентой на горлышке. А под столом мисс Дуайер дала простор своей фантазии. Больше всех досталось Мактарку. Под длинными закругленными полами визитки у шотландца был нарисован короткий клетчатый килт, из-под которого торчали волосатые босые ноги в одних гетрах — точно такие же, как у его племянницы на предыдущем рисунке.

— Неужели я действительно такой надутый индюк? — улыбнулся Фаберовский.

— У меня просто плохо получилось.

— Отчего же! Замечательно получилось! Подарите этот рисунок мне, если не жалко.

— Я попозже надпишу его и подарю, — согласилась американка.

Еще один рисунок в папке изображал утреннюю дамскую очередь в ванную. Казалось, рисунок был сделан желчью, а не карандашом. На заднем плане был изображен Фаберовский, испуганно скрывающийся в цирюльне.

— А у вас еще есть рисунки? — спросил поляк, возвращая папку.

— Мне так стыдно, мистер Фаберовский, что я этим занимаюсь.

— Вы что, серьезно так считаете? Весь Лондон полон дам, воображающих о себе, что они художницы, которые тоннами изводят слоновую бумагу, краски, карандаши и китайскую тушь, не имея таланта ни на грош, а общество рукоплещет им.

— У меня с собой есть только несколько женевских набросков в новом альбоме, который я взяла с собой рисовать в дороге. А все свои рисунки и картины я оставила в Женеве у квартирной хозяйки.

— Вы рассчитываете вернуться туда?

— Мне бы хотелось, — сказала она, вытаскивая из чемодана альбом. — Мне в Старом Свете понравилось гораздо больше, чем у нас в Нью-Йорке.

— У вас там родственники?

— Нет.

— А в Нью-Йорке?

— Мой отец, известный скотопромышленник, утонул два года назад на озере Мичиган, а мать умерла еще раньше. Вот, смотрите.

Она подала поляку альбом. В альбоме было десяток острых и ироничных зарисовок женевских типов: торговка с ослом, собирающая с мостовой раскатившиеся с тележки сыры, кочегар с паровика, парочка зобатых кретинов и молодой мужчина в котелке под ручку с барышней, который стоял, открыв рот, и смотрел на фонтан.

Фаберовский разлил по бокалам остатки шампанского.

— Еще бокальчик и мне надо идти. Скоро будет гонг на обед.

— Ну, что, добилась ли мисс Дуайер желаемого? — высунулась из дверей своей каюты Алиса Мур, когда Фаберовский возвращался к себе по коридору.

Он не стал ничего отвечать.

Алиса расхохоталась. Было слышно, как дальше, в каюте у Молли Дуайер, с треском захлопнулась дверь.

— Поздравляю, мисс Мур, — сказал Фаберовский, вручая пустой бокал стюарду, возвращавшемуся в буфетную из салона с пустым подносом. — Кажется, на оставшиеся до Нью-Йорка дни вы приобрели себе смертельного врага. Берегитесь.

— Да, похоже, в лице мисс Дуайер я действительно приобрела врага. Но если что, я могу рассчитывать на вашу дружескую поддержку?