— Я невольно слышал ваш разговор, — сказал Артемий Иванович. — Ну, то что вы про великого князя говорили. Хочу вам настоятельно порекомендовать сделать кое-что. На бульваре Сен-Дени у самых ворот есть магазин, называется «Бережливый самаритянин». В нашем Отечестве этот магазин мало известный, потому что наши компатриоты оказываются там, только если их туда пригласят. Там вы себе новую эгретку можете купить не за три, не за полтора франка, а всего за шестьдесят пять сантимов.
— Со сколькими перьями? — обреченно спросил Аким Мартынович.
— С пятью, надо полагать. Сколько вы еще намерены пробыть в Париже?
— Неделю еще.
— Я вам серьезно говорю, непременно зайдите в этот магазин, иначе потом в Петербурге будете горько жалеть об этом.
— И кого нам там спросить? Вас?
— Вы туда приходите, вам все скажут.
— Ой, Аким Мартынович! — встрепенулась вдруг Любовь Максимовна. — Нам сходить. Северный вокзал.
Супруги поспешно раскланялись с Артемием Ивановичем и покинули омнибус. До него донеслись слова Дергунова, помогавшего жене слезть с площадки на тротуар:
— Я же говорил тебе, что нельзя трепать языком где ни попадя! Теперь надо идти на бульвар Сен-Дени к воротам, разыскивать там этого проклятого «Самаритянина».
— Но может быть там действительно магазин! — виновато оправдывалась супруга.
— Какой магазин! Там тайный кабинет Третьего отделения. Там этот Гурин и сидит, как паук. В Париже слова нельзя произнести, чтобы его не услышали кому следует.
— И мы пойдем?
— Конечно пойдем. Повинную голову топор не берет.
Омнибус тронулся, и уже через десять минут Артемий Иванович слезал на рю Риволи. У входа в бульонную Дюваля его уже дожидался Бинт.
— Что случилось? — спросил Артемий Иванович у француза.
— Идите быстро обедать — и в кофейню, мы вас все уже там ждем.
Артемий Иванович взял при входе карту, всучил ее подошедшей к столику официантке в длинном белом фартуке и торопливо поглотил принесенную тарелку супа и мясо с картофелем. Оставив на столе двадцать сантимов чаевых, он бросился к кассе, заплатил за обед и спустя минуту был уже в кафе. Его коллеги сидели на террасе под мокрым полосатым тентом и терпеливо мерзли, несмотря на расставленные жаровни.
— Я, Петр Иванович, придумал, как нам Посудкина с Березовской изловить, — Владимиров уселся напротив Рачковского. — Как бы они ни конспирировались, она непременно отправится в магазин. И не куда-нибудь, а на рю Сен-Дени в «Бережливого самаритянина».
— С чего вдруг?
— Потому что она знает, что ни в каком другом магазине Парижа невозможно за столь малые деньги купить столь качественный товар, — голосом приказчика произнес по-французски Артемий Иванович.
— Да кто ей такую глупость сказал?
— Я-с, — Артемий Иванович галантерейно поклонился всем присутствующим. — Каждый вечер ей это твердил. Так что я могу сделать там засаду и предать их вам в руки.
— А какой хозяину этого «Самаритянина» резон позволять тебе у него засаду устраивать?
— А я к нему приказчиком пристроюсь на время. В свое время в этот магазин я был для практики купцом Нижебрюховым определен, когда еще не подвизался на стезе политического сыска. Так что галантерейное дело я знаю. Я сегодня утром туда заходил, хозяин согласен, ведь ему жалованье мне платить не надо, потому что на жалованьи я у вас состою, Петр Иванович.
— Кофе будешь? — спросил вместо ответа Рачковский. — Сегодня Бинт платит.
— Но почему, мсье?! — вспыхнул Бинт.
— А сто франков, обещанные тому, кто найдет Посудкина и Березовскую?
— Он их нашел?! — изумился Артемий Иванович.
— На Монмартре, — сказал француз. — В доме 24 по рю Мон-Сени. Они зарегистрировались под именем супругов Маркс. Я сообщил хозяйке, что эти люди подозреваются в том, что являются германскими шпионами.
— И она поверила в шпионов? — недоверчиво спросил один из французских филеров, Риан.
— А как не поверить? Вчера военный министр обедал там на Монмартре в «Черном коте». Я ей сказал, что как раз за Буланже они и охотятся. Хозяйка даже вспомнила, что договаривался о квартире для ее новых жильцов немец со шрамами на лице.
— Наверное, это Шульц был, — предположил Артемий Иванович.
— Не знаю, он ей не представлялся. Но хозяйка согласилась спрятать в сарае на дворе человека, который сможет опознать в ее постояльцах германцев.
— Я не пойду, — сразу же отрезал Артемий Иванович.
— А кто еще? — всплеснул руками Бинт. — Кто это может сделать еще кроме вас, мсье Гурин? Я-то видел Посудкина один раз, когда он ломился ко мне в дверь на Монбриллан, а эту фурию, можно сказать, и не видел — она сразу же ткнула мне в глаз зонтиком.
— Действовать будем так, — сказал Рачковский. — Вы поедете сейчас к Монмартру на Колинкур, оставите фиакры внизу и подниметесь по Мон-Сени наверх пешком. Мсье Риан известит хозяйку, и она спрячет мсье Гурина в сарае, а затем под каким-нибудь благовидным предлогом заставит кого-нибудь из квартирантов выглянуть во двор из окна или даже спуститься вниз. Если они и Посудкин с Березовской — одни и те же люди, мы установим за ними наблюдение. Может, поляк обнаружится, может и немец.