Новый знакомый

— Надинь… Спички мосье Захарцеву… — командовала мать. — Подвинь пепельницу. Осипъ Иванычъ, Максъ, тотъ самый художникъ, картиной котораго ты такъ восторгался въ посту на выставк.

Головцовъ сначала-было сдлалъ жен удивленные глаза, но потомъ спохватился и- произнесъ:

— Да, да… Прелестная картина… Бездна воздуха, вкуса…

— А лсъ-то какъ сдланъ! — восторгалась супруга. — Я плохая цнительница, но все-таки прямо чувствовала…

Художникъ улыбнулся.

— Позвольте… Тамъ на картин нтъ лса… — сказалъ онъ.

— Ну, дерево, дерево. Я не такъ называю…

— Тамъ кустъ.

— Ну, да, кустикъ. Я не такъ называю. Каждый листочекъ, каждая вточка… Восторгъ, что такое! Ну, вотъ Осипъ Иванычъ, у насъ четверги… Милости просимъ къ намъ въ четвергъ поскучать вечерокъ. Прямо говорю: поскучать. Ныншняя молодежь такая, что ничего веселаго не можетъ устроить. Устраиваются танцы, заводятся пти жё… Но, откровенно говоря, все это вяло. Впрочемъ, милости просимъ.

— Почту за особенное удовольствіе… — поклонился гость, поднялся и сталъ прощаться.

Хозяйка дала звонокъ прислуг, вызывая ее въ прихожую.

— Такъ ждемъ, — сказала она гостю.

Тотъ еще разъ поклонился и вышелъ изъ гостиной.

II

Гость ушелъ, а старикъ Головцовъ стоялъ посреди гостиной и думалъ:

«И стоило меня изъ-за всего этого отрывать отъ спшнаго дла! Неужели нельзя было объявить этой мазилк, что меня дома нтъ, что я на служб!»

Онъ крякнулъ, досадливо махнулъ рукой и поплелся къ себ въ кабинетъ.

— Куда-жъ вы? — остановила его супруга. — Неужели и пяти минутъ не можете посидть съ женой. Я хотла-бы переговорить съ вами, Осипъ Иванычъ. Не правда-ли: онъ милъ и вполн приличенъ?

— Да вдь, я думаю, объ немъ можно и за обдомъ поговорить, — вяло отвчалъ мужъ, начавшій уже опять слагать въ голов фразы доклада, который онъ писалъ съ утра.

— Къ себ въ кабинетъ?

— А то куда-же? Вдь у меня спшное дло. Докладъ нужно непремнно сегодня кончить.

— Ступайте. Вчно уткнувши свой носъ въ бумаги!

— Да, вдь бумаги-то насъ всхъ кормятъ.

— Кормятъ он и другихъ, но отчего-же другіе-то не такъ въвшись въ дло? Отчего-же другіе находятъ между дломъ время и на общеніе съ семьей и на свтскія приличія! А вы какъ аскетъ какой-то. Единственно для чего вы отрываетесь отъ вашихъ длъ — это винтъ.

Послднихъ словъ Головцовъ ужъ не слышалъ, онъ вышелъ изъ гостиной, но что эти слова будутъ сказаны, онъ зналъ. Жена всегда корила его винтомъ, корила по нсколько разъ въ день, пристегивая къ разговору и кстати и не кстати, хотя и сама иногда игрывала въ винтъ.

Вернувшись къ себ въ кабинетъ, Головцовъ позвонилъ лакея и опять сталъ переодваться въ сатиновую сорочку и старый пиджакъ и, переодвшись, взялся за перо.

Проработать Головцову, однако, пришлось не больше часу. Въ кабинетъ къ нему опять зашла жена.

— Все еще не можете оторваться отъ вашихъ излюбленныхъ бумагъ? сказала она, скорчивъ презрительную гримасу. — Хоть-бы прошлись передъ обдомъ полчаса по улиц. Вдь вы геморрой себ насиживаете.

— Да ужъ есть онъ. Это участь чиновниковъ, — отвчалъ Головцовъ, перебирая бумаги.

— Ну, вотъ и прогуляйтесь для моціона. Кстати отдали-бы визитъ Голяшковскому Павлу Матвичу. Онъ былъ у насъ три дня назадъ и оставилъ вамъ и мн по карточк.

Головцовъ взглянулъ на жену и сказалъ:

— Понимаешь ты, я не могу сегодня выйти изъ дома, не окончивши того, что я сегодня составляю.

— Даже если-бы пришлось захворать? Странно. Это аскетизмъ какой-то, — покачала головой жена.

— Если-бы я захворалъ, докладъ пришлось-бы передать моему замстителю. Какъ ты этого не понимаешь!

— Странно. Но завтра? Завтра ты свободенъ?

— Завтра я долженъ быть въ министерств, отдать докладъ въ переписку, кое-что объяснить. Завтра у меня тоже много дла.

— Это удивительно! Но послзавтра? Послзавтра вы можете имть хоть часъ какой-нибудь свободный въ предобденное время? — допытывалась жена.

— Послзавтра могу, — отвчалъ Головцовъ:- хотя…

— Ну, довольно. Безъ: хотя… Вы должны отдать визиты. Вамъ сдлали, и вы сдлаете.

Головцовъ задумался.

— Это художнику-то? Какъ его?.. Но вотъ видишь, я ужъ даже забылъ его фамилію… — проговорилъ онъ.

— Я вамъ напомню… Возьмите карандашъ и запишите въ свою записную книжку, — подхватила жена.

— Въ подобныхъ случаяхъ, мн кажется…

— Вамъ не должно ничего казаться. Берите карандашъ и пишите. Боже, какой вы отецъ! Вы совсмъ не хотите подумать о благ вашей дочери.

— Позволь… При чемъ-же тутъ дочь?

— А кто знаетъ? Это загадка… Онъ вполн приличный человкъ, какъ видно, не безъ средствъ… Вы посмотрите его домашнюю обстановку и сообщите намъ… Вотъ вамъ книжка, вотъ вамъ карандашъ. Пишите…

Жена взяла со стола записную книжку съ карандашемъ и придвинула ихъ къ мужу. Тотъ вздохнулъ и записалъ подъ диктовку жены имя, отчество, фамилію и адресъ художника.

— Откуда ты знаешь адресъ-то его? — спросилъ онъ.

— Адресъ на карточк, которую Захарцевъ подалъ мн черезъ Ивана.

— А какъ ты думаешь, Варечка, въ какой именно часъ его можно не застать дома? — задалъ жен вопросъ Головцовъ.