Вотъ и девятая улица Песковъ, и домъ, показанный въ адресной книг. Домъ былъ большой, новый. Головцовъ остановился у подъзда, вышелъ изъ саней и вошелъ въ подъздъ.
— Господинъ Таненбергъ здсь живетъ? — спросилъ онъ швейцара.
— Здсь… Пожалуйте… Третій этажъ… Шестой номеръ.
— Вотъ, передайте ему карточку.
Головцовъ ползъ въ бумажникъ за карточкой.
— Да докторъ дома-съ… Пожалуйте наверхъ. У нихъ пріемъ больныхъ сегодня, — сказалъ швейцаръ.
— Какъ пріемъ больныхъ? Какъ докторъ? Да разв онъ докторъ? — изумленно воскликнулъ Головцовъ.
— Точно такъ-съ… Каждый день, кром вторника и пятницы, принимаютъ больныхъ отъ четырехъ до пяти часовъ… Они по женской части… дамскія у нихъ болзни…
«Стало быть, я ошибся. Это не тотъ, — подумалъ Головцовъ. — Жена говорила, что онъ чиновникъ».
Онъ сталъ прятать визитную карточку обратно въ карманъ и спросилъ швейцара:
— Скажите, швейцаръ, онъ баронъ?
Швейцаръ улыбнулся.
— Какое-съ! Они изъ евреевъ… А только очень хорошій докторъ. Вы пригласить его къ дам желаете? Такъ пожалуйте. Тамъ запишутъ вашъ адресъ. У нихъ каждый день акушерка дежуритъ; она и по письменной части… и записываетъ. Неугодно-ли шубу здсь оставить?
— Ничего мн не надо! — сердито произнесъ Готовцовъ и уже уходилъ въ двери на улицу. — Ну, женушка! Задала она мн задачу! — раздражительно бормоталъ онъ, садясь на извозчика. — Да и надо-же было такъ случиться, что я забылъ свою записную книжку!
— Куда теперь, баринъ, прикажете? — спрашивалъ извозчикъ.
— Въ Моховую!
Головцовъ былъ сильно разсерженъ и на жену, и на себя.
«Боже мой, Боже мой! Сколько мы у себя отнимаемъ времени изъ-за какихъ-то глупыхъ яко-бы приличій. Надъ китайскими церемоніями смемся, а сами т-же китайцы. Вдь вотъ теперь директоръ можетъ спросить меня для нужныхъ объясненій, а я странствую по улицамъ, забгаю въ подъзды. И зачмъ? Ни я этому Таненбергу не нуженъ, ни онъ мн. Ну, зачмъ ему моя визитная карточка, спрашивается? Подамъ я ему эту карточку, будетъ она валяться у него на письменномъ стол, а потомъ запылится и полетитъ въ печь».
Подъзжая къ Моховой, Головцовъ ужъ думалъ
«А кто его знаетъ, этого Таненберга… Можетъ быть, это тотъ самый и есть, гд я сейчасъ былъ, а жена перепутала, что онъ чиновникъ. Можетъ быть, онъ докторъ и есть, и на самомъ дл докторъ, а жена говоритъ, что онъ чиновникъ? Вдь женщины насчетъ всего этого ой-ой-ой! Недавно она съ нимъ познакомилась гд-то на велодром, что-ли? Я самъ его видлъ только мелькомъ разъ на четвергахъ у Марьи Ильинишны… игралъ я въ это время въ карты… На доктора-то все-таки, какъ мн помнится, онъ не похожъ… Очень ужъ онъ жидокъ и моденъ… въ вычурныхъ воротничкахъ, галстухъ подъ подбородокъ… Впрочемъ, нынче физіономіи обманчивы. Нтъ опредленнаго типа. Вонъ мой портной Краузе. Портной, а смотритъ дипломатомъ. Таненбергъ… Вдь что скверно, такъ это то, что жена потребуетъ непремнно, чтобъ я ему завезъ визитную карточку, нужды нтъ, что я ужъ прохался сегодня къ какому-то Таненбергу, очень можетъ быть и къ настоящему Таненбергу, къ тому, котораго я отыскивалъ, потому что по адресной книг онъ показанъ чиновникомъ, коллежскимъ совтникомъ. Впрочемъ, нтъ, — ршилъ Головцовъ. — Про этого песковскаго Танепберга швейцаръ сказалъ, что этотъ не баронъ и даже изъ евреевъ».
хали по Моховой. Головцовъ читалъ нумера на домахъ и, наконецъ, ткнувъ извозчика въ спину рукой, сказалъ:
— Подержи направо у подъзда. Надо спросить.
VI
На подъзд стоялъ пожилой швейцаръ и негодовалъ на удалявшуюся отъ подъзда даму, кивая на нее дежурному дворнику съ бляхой поверхъ тулупа.
— За калоши пятакъ сунула. Ахъ, моледина! Я ей говорю: «оставьте внизу калоши, потому у насъ коверъ». Возвращается и мдный пятачокъ суетъ.
— Захарцевъ здсь живетъ? — спросилъ его Головцовъ, вылзая изъ саней.
— Здсь. Пожалуйте. Въ восьмомъ номер. Четвертый этажъ.
— А дома онъ?
— Одинъ дома.
«Досадно, что дома», — подумалъ Головцовъ и вошелъ въ, подъздъ.
— Калоши потрудитесь, баринъ, внизу оставить, потому у насъ бархатный коверъ, — сказалъ ему швейцаръ.
«Не оставить-ли ему только карточку? — подумалъ Головцовъ, снимая калоши, но тотчасъ-же отказался отъ этого предположенія. — Нтъ, пойду ужъ… А то жена пошлетъ второй разъ. Она просила посмотрть обстановку его. квартиры и сообщить ей».
Онъ началъ взбираться по лстниц и въ третьемъ этаж на площадк остановился.
— Забылъ, какъ зовутъ этого Захарцева. Вотъ исторія-то! — пробормоталъ онъ себ подъ носъ, но тотчасъ-же утшился. — Впрочемъ, по всмъ вроятіямъ, на дверной доск написано его имя, — прибавилъ онъ и сталъ подниматься въ четвертый этажъ, тяжело дыша.
Вотъ и площадка четвертаго этажа, вотъ и квартира подъ нумеромъ восьмымъ, вотъ и мдная доска на дверяхъ квартиры, а на доск надпись: «Іосифъ Ивановичъ и Григорій Ивановичъ Захарцевы».
Головцовъ всталъ втупикъ.
«Два брата вмст живутъ. Къ которому-же я иду? — промелькнуло у него въ голов. — Кажется, къ Осипу? Кажется, жена называла его Іосифомъ или Осипомъ? А впрочемъ, забылъ! Совсмъ забылъ! Можетъ быть и Григоріемъ! Или Григорій?» — припоминалъ онъ.