Ноздря в ноздрю

—  Да, пожалуйста. Послушай, Макс, ответствен­ность за еду полностью лежала на тебе, и мне при­дется сказать об этом. Я отвечала только за органи­зацию. Я не могу допустить, чтобы меня обвинили в приготовлении опасной для здоровья пищи, особен­но теперь, когда до выхода на пенсию осталось не­сколько месяцев. Я не могу из-за этого лишиться пенсии. — Она расплакалась.

—  Сюзанна, — я пытался говорить как можно спокойнее, чтобы и она пришла в себя, — я это знаю, ты это знаешь, Анджела Милн из совета Кем­бриджшира это знает. Если кого-то в чем-то и обви­нят, так это меня. Понимаешь?

—  Да, благодарю. — Она всхлипнула.

—   Но, Сюзанна, мне нужна твоя помощь. Во-первых, более полный список приглашенных на обед и фамилии тех твоих сотрудников, которые мне помогали. Во-вторых, фамилии приглашенных в ло­жи «Делафилд» в день скачки «2000 гиней». Если ты мне все это достанешь, я с радостью скажу, что к еде на том обеде ты не имеешь никакого отношения.

—  Но я действительно не имею, — заголосила она.

—  Я это знаю. Так и скажу. Но достань мне спи­ски.

—  Я постараюсь.

—  Приложи максимум усилий. — И я отключил мобильник.

Тут же перезвонил в отдел новостей «Кембридж ивнинг ньюс» и попросил соединить меня с миссис Хардинг.

—  Привет, — поздоровалась она. — Проверяете, собираюсь ли я прийти на обед в ваш ресторан?

—  Отчасти. А также хочу сообщить вам кое-ка­кие новости, прежде чем вы узнаете их от кого-то еще.

—  Какие новости? — Она навострила уши, сразу сработал журналистский инстинкт.

—   Местные контролирующие органы обвиняют меня в том, что я накормил людей едой, опасной для здоровья. — Говорить я старался сухо и бесстра­стно.

—  Правда? И у вас есть что сказать по этому по­воду?

—  Никто мой ответ не напечатает без преду­преждения, что маленьким детям показывать его нельзя.

—  Почему вы мне все это рассказываете?

—  Я исходил из того, что вы все равно узнаете, и подумал, что лучше самому во всем признаться и ос­таться с чистой совестью.

—  Чистой, как ваша кухня.

—  Спасибо вам. Я воспринимаю эти слова как комплимент и считаю, что вы на моей стороне.

—  Я бы так не сказала. Мое дело — продавать га­зеты, и я не знаю, на какой оказываюсь стороне, по­ка не становится ясно, куда дует ветер.

—  Это не укладывается ни в какие рамки. Разве у вас нет моральных принципов?

—  Лично у меня, безусловно, есть. У моей рабо­ты? Возможно, но не за счет тиража. Я такой роско­ши позволить себе не могу.

—  Я хочу заключить с вами сделку.

—  Какую сделку? Никаких сделок я не заклю­чаю.

—  Я держу вас в курсе всех новостей, связанных с обвинением в отравлении, а вы даете мне возмож­ность ответить на любое высказывание насчет меня и моего ресторана, в том числе и ваше.

— Для меня особого смысла в этой сделке нет.

—  Я добавлю гарантированное эксклюзивное ин­тервью по окончании разбирательства. Соглашай­тесь или отказывайтесь.

— Ладно, согласна, — последовал ответ.

Я рассказал ей о полученных письмах, которые этим утром прибыли в офис компании, обслужи­вающей зрителей ипподрома. Я также сказал, что намерен решительно защищаться и опровергнуть выдвинутое обвинение.

—  Но люди отравились, — указала она. — Это отрицать невозможно.

—  Этого я как раз отрицать не собираюсь. Я то­же отравился. Но я не приемлю обвинения в том, что отравил их я.

—  Тогда кто?

—  Не знаю. Но точно не я. — Я решил не упоми­нать про фасолевый лектин. Пока не упоминать. Не стоило сразу выкладывать на стол все карты. — Если я выясню, чьих рук это дело, обещаю, что скажу вам. — Я собирался сказать всем.

— А о чем мне написать сейчас?

—  Я бы предпочел, чтобы вы ничего не писали. Если считаете нужным, напишите что хотите. Но я должен иметь возможность ответить.

—  Хорошо. — Уверенности в голосе не было. И я подумал, что самое время сменить тему.

—  У вас есть новые сведения о людях, которые пострадали при взрыве? — спросил я. — Я прочитал в вашей газете, что большинство американцев от­правили домой, но двое еще в палате интенсивной терапии.

—  Уже только один. Вторая умерла вчера. От ожогов.

—  Ох. Так сколько теперь погибших?

— Девятнадцать.

—  Вы, часом, не знаете, что сталось с мистером Ролфом Шуманом? Он президент «Делафилд индастрис».

—  Минутку. — Я услышал, что она задает кому-то вопрос. — Судя по всему, в прошедший уик-энд его прямо из больницы Стэнстида отвезли в аэро­порт, а потом, на специальном самолете, — в Аме­рику, за ленч мне так и не заплатили.

—  Вам известно, какие он получил травмы?

Вновь она у кого-то спросила.

—  У него совсем плохо с головой.

—  Надеюсь, этих слов я в вашей газете не прочи­таю.

—  Господи, нет. Он лишился рассудка.

—  А что вы можете сказать о других раненых, не американцах?

И на этот раз она обратилась за подсказкой.

—  Два человека с севера все еще в больнице. У них травмы позвоночника. Остальных выписали из больницы Эдденбрука, но мы знаем, что по мень­шей мере одного перевезли в Роухэмптон.

—  Роухэмптон?

—  Реабилитационный центр, — пояснила она. — Протезы.

—  Ага. — Перед моим мысленным взором вновь появились тела с оторванными руками и ногами. Зрелище не из приятных.