– Разобрались с этим не вы, марат’дамани, а арбалеты, – отрезал Музенге. Он уже снял шлем, доспех и куртку. Один из Стражей оторвал рукав его рубахи и принялся перевязывать своему командиру рану от стрелы, которая пробила руку насквозь. Рукав оторвался очень аккуратно, будто бы шов умышленно был сделан непрочным. На предплечье у шончанина был вытатуирован ворон. – Арбалеты и смелые люди. Так, значит, высочайший, ваш отряд никогда не был больше, чем сейчас. – Это был не вопрос. – Только эти люди и те, что погибли.
– Я же уже сказал, – ответил Мэт. – У меня было достаточно людей.
Он не собирался рассказывать этому типу то, что можно утаить, но Музенге просто кивнул, словно понял для себя что-то.
К тому времени, когда дорогу через луг расчистили и Мэт в сопровождении остальных смог спуститься туда, вернулся Хартха с Садовниками.
– Я отыскал предателя, – громыхнул огир и поднял за волосы отрубленную голову.
При виде темного лица с крючковатым носом брови Музенге удивленно взметнулись вверх.
– Ей будет крайне интересно взглянуть на это, – тихо промолвил он. Такой же тихий шорох издает меч, вынимаемый из ножен. – Мы должны отвезти это ей.
– Вы его знаете? – осведомился Мэт.
– Да, высочайший, знаем. – Лицо Музенге было словно высечено из камня, так что Мэт понял, что более пространного ответа ждать от него бесполезно.
– Слушай, брось эту дурацкую манеру, ладно? Меня зовут Мэт. И после сегодняшних событий, на мой взгляд, у тебя есть полное право меня так назвать. – Мэт жутко удивился, потому что понял, что протягивает шончанину руку.
Каменную маску смяло от удивления.
– Но… я не могу этого сделать, высочайший, – ответил Музенге, и в его голосе слышался неподдельный ужас. – Когда она вышла за вас замуж, вы стали Принцем воронов. Если я стану называть вас по имени, мои глаза будут опущены навсегда.
Мэт стянул с головы шляпу и провел пятерней по волосам. Он всем, кто имел уши, твердил, что терпеть не может знать и ни за какие коврижки не согласится стать одним из них, и говорил об этом совершенно искренне. И сейчас от своих слов он отказываться не намерен. Однако теперь, вот проклятье, он – знатный господин! Самый настоящий лорд! И Мэт сделал то единственное, что ему оставалось. Он рассмеялся, и смеялся до тех пор, пока у него не заболели бока.
Эпилог
В комнате со светло-красными стенами, где на расписном потолке выделывали курбеты среди волн и облаков причудливые птицы и рыбы, деловито сновали взад-вперед по узким проходам между длинными столами суетливые писцы в коричневых одеждах. Казалось, подслушивать разговор никому и в голову не приходило – вид у большинства был ошеломленный, и не без причины, – но Сюрот не нравилось само присутствие лишних ушей. Что-то из сказанного окружающие услышали, и новость была по сути своей весьма зловещей. Впрочем, Галган не захотел выставить их вон и на своем настоял. Якобы им нужно работать, вместо того чтобы в который раз изводить себя мыслями об ужасных вестях с родины, и все эти мужчины и женщины заслуживают доверия. И он настоял! По крайней мере, беловолосый старик хоть этим-то утром не был одет как солдат. Широкие синие штаны и короткая, с высоким воротом красная куртка с рядами золотых пуговиц, украшенных родовыми эмблемами Галгана, отвечали самым модным веяниям Шондара, а значит, были последним писком моды всей империи. Будучи облачен в доспехи или даже всего лишь в свою красную униформу, Галган порой глядел на Сюрот так, словно бы та была рядовым солдатом под его началом.
Что ж, как только Эльбар явится с известием о смерти Туон, она сможет отдать приказ убить Галгана. Его щеки, как и лицо Сюрот, были испачканы пеплом. Корабль, как и обещала Семираг, принес весть о том, что императрица мертва, а империя, до самых ее отдаленных уголков, охвачена бунтами. Нет ни императрицы, ни Дочери Девяти Лун. Для простолюдинов весь мир потрясен до основания и само его существование – на волосок от гибели. Для некоторых из Высокородных – тоже. Если Галгана не станет, а заодно и кое-кого еще, то некому будет возражать, когда Сюрот Сабелле Мелдарат провозгласит себя императрицей. Она постаралась не думать о том, какое новое имя примет. Нельзя заранее задумываться о новом имени – это дурной знак, сулящий неудачу.
Лицо Галгана пересекла морщина. Нахмурившись, он посмотрел на расстеленную перед ними карту, ткнул залитым красным лаком ногтем на горы на южном побережье Арад Домана. Сюрот ведать не ведала, как называются эти горы. На карте был показан весь Арад Доман и красовалось три отметки: один красный клинышек и два белых кружка, расположенные длинной линией с севера на юг.
– Йамада, сообщил ли Туран точно о том, сколько человек выступило с этих гор на соединение с Итуралде, когда он вошел в Арад Доман?