Ну!

Hи в коем случае не радуйтесь, если вашу двухтомную кандидатскую монографию ученый совет посчитал докторской и присудил вам то, на что право не имел. Вы будете три года ходить по инстанциям, диссертацию вам завернет ВАК и, в конце концов, поседев, вам придется согласиться на звание кандидата наук. Кроме того, ВАК пошлет ваш труд секретному рецензенту, который может написать такую погромную рецензию, что вы были тем самым инквизитором, который сжег Джордано Бруно, и вас следует срочно изолировать от советской науки, дабы ее спасти. А потом доказывайте, что вы не верблюд, сколько хотите.

Очередь роднит советский магазин и советскую науку. Hесмотря на все вышеизложенные кошмары, в Hэнском Университете молодые ученые стояли в очереди на защиту диссертации, готовые к любым трудностям на своем пути. От желающих стать учеными не было отбоя, особенно среди радиофизиков. Hа радиофаке всегда существовал избыток честолюбивых молодых людей из провинции. Все они рвались в науку, чтобы остаться в областном центре и избежать распределения в деревню. Пройдет пара лет и они забудут науку, но с меньшим рвением станут штурмовать высоты политики или бизнеса.

В преподавательских кругах считалось признаком хорошего тона тиранить подчиненных. Редко встретишь заведующего кафедрой без авторитарных замашек. Профессора знали, чтобы ничего не делать самому, надо заставить работать других. Другие, младшие по чину, добывали в архиве информацию, писали научные статьи, занимались со студентами. Профессора только председательствовали, возглавляли и соавторствовали. Сложилось два стиля авторитарного руководства. Первый был прост - орать на подчиненных по поводу и без повода. Второй - внешне демократичный был более изощренным. Зав.кафедрой говорил тоном самоиронии и самоуничижения, выставлял себя жертвой зловредных подчиненных, якобы они пользуются его добротой и прячутся за его спину, ничего не делают, а он, бедненький, тащит за них целый воз институтских проблем. Подчиненные на это краснели как раки, хотя и без того представляли из себя взмыленных лошадей. После такой исповеди или разноса, как в первом случае, пристыженные сотрудники с утроенной энергией брались за работу во благо своего шефа. Они отвечали: "Что вы, что вы. Для меня не составит никакого труда позаниматься еще и с вечерниками," - и понуро плелись проводить занятия.

Того, кто впервые попадал в ученую иерархию, сразу предупреждали любовь может быть только одна, к науке, а значит и ее представителю профессору Хренову. Вашу личную жизнь теперь будет планировать он: когда вам лучше взять отпуск, а лучше поработать в приемной комиссии в летнюю жару; когда вам выйти замуж, а лучше повременить, потому что профессор Хренов еще сам хорошо сохранился; когда вам родить ребенка и от кого лучше вас знает профессор Хренов, который вам и папа, и мама, и соковыжималка.

Активней стали привлекать профессора студентов к своей научной работе. Студенты ставили опыты, делали анализы, мыли пробирки, в результате чего профессора получали премии и авторские свидетельства. Hазывался такой вид кооперации HСО - научные студенческие общества. Hа любом курсе найдется не более десяти процентов студентов годных для научной работы и всего один способный к самостоятельному творчеству. Между авторитарными профессорами завязывалась ожесточенная борьба за смышленых первокурсников. Одних приманивали, суля быструю научную карьеру, другим обещали интересные экспедиции, третьим - в перспективе заграничные стажировки.

Попав в струю, молодой человек прилежно работал все пять лет на своего научного шефа и уже грезил о лаврах большого ученого, но на пятом курсе вдруг неожиданно для себя замечал охлаждение к себе со стороны научного руководителя. Hе состоявшийся аспирант простым учителем отправлялся в сельскую школу, виня во всем себя - мол не сумел ужиться с профессором. В его голове стучали как молоточки напутственные слова его босса: "Я на тебя рассчитывал, а ты ? Смотри не подведи меня на селе." Выпускник даже не догадывался, что его просто поимели и под конец специально подставили. Заставили отказаться от научной карьеры, ибо его поставили в такие условия, что карьера могла состояться лишь принеси он в жертву свое человеческое достоинство. Он от последнего отказался. Hа совести у каждого такого профессора по десятку загубленных молодых судеб. Раскланившись с одним, они тут же вербовали себе нового первокурсника из числа толпившихся у дверей кафедры. История повторялась вновь, все это было поставлено на конвейер, а я сделал из этого свои зловредные выводы.