– Думай об этом как об экзистенциальном риске.
– Как раз то, что мне нужно в этой жизни. Чтобы мое сердце разбила польская принцесса.
– Хорошая новость в том, что ты заставляешь меня смеяться. И ты, кажется, все понимаешь.
– Понимаю что?
– Жизнь. Ты один из немногих людей, которые видят ее такой, какая она есть.
– Ты имеешь в виду гигантское «Ну и что?»
– Я говорила тебе, что мне понравилась твоя пьеса? Я думаю, что ты станешь значимым писателем, и меня привлекает, что ты скромный. Все хорошие люди обычно такие. Ни один из моих предыдущих бойфрендов не был неуверенным в себе. Они все были такими состоявшимися и такими самовлюбленными. – Лулу была в полушаге от того, чтобы допить бутылку красного. Она сверкнула улыбкой, которая могла бы очаровать даже атакующего носорога. Чувствуя себя в ударе, Сакс подозвал официанта, чтобы тот принес вторую бутылку божоле. Он так волновался, но теперь все было окончено. Она была явно заинтересована в нем. Он понял все. Жизнь. Он заставлял ее смеяться. Он был скромным. Его низкая самооценка наконец-то окупилась.
– Это мило, – сказала она. – Твоя уязвимость. Ты был неловким, когда мы встретились, но с тобой было весело разговаривать. И я сыта по горло интеллектуальными вундеркиндами, которые приходят с ответами на все вопросы, а потом затухают. Знаешь, какой герой мне больше всего понравился в твоей пьесе?
– Какой?
– Сара Шустер.
– Потому что? – Потому что она тоже не осознает, что неуверенность привлекательна. Конечно, в глубине души у нее есть стержень. И я подумала, как это потрясающе, что Сара решила действовать, когда все эти чопорные зануды уговаривали ее родить ребенка, а она просто не хотела этого, взяла на себя смелость поехать в Мексику и сделать это. А потом, какая дерзость – завести роман с мексиканским доктором. Это было вдохновенно.
– Ты не думаешь, что я сделал ее слишком склонной к саморазрушению?
– Это и делает ее такой интересной. Такие люди часто бывают самыми пленительными.
Сакс был заворожен ее проницательностью, но Говорящий Сверчок не мог удержаться от замечания, что мальчишка влюбился по уши.
– Кто твой самый любимый литературный герой? – спросила она.
– В моей пьесе?
– Во всей литературе, – сказала она. – С каким вымышленным персонажем ты отождествляешь себя больше всего?
Они заказали ужин, Лулу взяла артишок и пасту. Джерри никогда не пробовал артишоков, и она заказала один для него, а потом пришлось показывать, как его есть.
– Там, где я вырос, ели консервированную пищу. Стручковая фасоль, зеленый горошек, фруктовый салат «Дель Монте».
– Так с каким литературным героем ты себя больше всего отождествляешь? – настаивала она. Наконец он сказал:
– Грегор Замза.
– Боже, ты поражаешь меня, – засмеялась она.
– К сожалению, должен сказать, что я много раз просыпался по утрам, чувствуя себя насекомым.
– Скромность привлекательна, но про тараканов мы не будем, – засмеялась она.
– Как насчет тебя? – спросил он. – С каким литературным персонажем ты ассоциируешь себя больше всего? – спросил он, ожидая услышать Анну Каренину, Эмму Бовари или фрекен Юлию.
– Ты когда-нибудь читал «Маленького Принца»? – спросила она.
– Сент-Экзюпери? Да.
– Помнишь Лиса?
– Смутно, – сказал он.
– Я отождествляю себя с Лисом. Интересно, не правда ли? Мы оба отождествляем себя с существами, а не с людьми.
– Почему Лис? – сказал он.
– Потому что Лис говорит «приручи меня».
– Угу.
– Всю свою жизнь я искала кого-то, кто приручил бы меня. – Сакс посмотрел на ее красивое лицо, был поражен чувственностью, которая, с тех пор как он лег с ней в одну постель, стала новой острой перчинкой. Он допил бокал, который долго потягивал и, глядя в эти большие красивые фиалковые глаза, еще раз обдумал, какие именно карты у него на руках. Ее похвала пьесы улучшила его положение, подняв его с тузов до стрита, но она все еще сидела со своим фулл-хаусом, и, чтобы приручить ее, возможно, придется блефовать. Такими были его пропитанные вином мысли Гэтсби.
– Возможно, мне просто придется взять на себя ответственность за твою жизнь, – сказал он, переигрывая свои тузы.
– Тогда я точно выйду за тебя замуж, – сказала она, сжимая его руку и позволяя его воображению сделать все остальное.