– Последний раз, когда я его видел, он в коридоре кричал, что вы поженитесь.
Кейн смяла в пальцах жесткую больничную простынь, просто чтобы почувствовать ее под пальцами, и улыбнулась:
– Его не пустили врачи?
– Они пускают только членов семьи.
– Почему ты здесь?
– Я член семьи.
Кейн спрашивала не об этом, и Дамин наверняка понял ее правильно.
Он помолчал, все еще не оборачиваясь, и она молчала тоже. Не торопила его.
– То, что ты сделала на платформе, было очень глупо, – сказал он, наконец.
– Но необходимо, – она тоже посмотрела на снег. Он все падал и падал. И казалось, что за его пеленой ничего нет. Что очертания крыш и домов – это мираж, обман зрения. – Эксперименты, которые проводили на «Марии», никогда не должны повториться.
Он замолчал снова, и Кейн опять оглянулась по сторонам, подмечая детали – безликие серые стены, поникшие цветы на подоконнике.
– Мне часто снилось, что я здесь, – сказала она. – Особенно в первые годы обучения. Перед тем, как поступить в Университет, нужно побывать здесь, увидеть, что спирит способен сделать с людьми.
– Но тебя это не испугало.
– Очень испугало, – призналась она. – В первый раз я сбежала отсюда в слезах. На нижних этажах здесь есть закрытые палаты для самых безнадежных пациентов. Там очень страшно. Мне потребовался год, чтобы понять, что будущее пугает меня намного больше.
– Жизнь со мной.
– Нет, Дамин. Жизнь без меня. Без права быть собой и выбирать собственный путь.
Кейн сделала выбор и шла вперед, не оборачиваясь. Те, кого она оставляла позади, оставались в прошлом.
– Стать моей женой было бы слишком скучно. Никакого риска, никаких приключений под Грандвейв.
Дамин не искал ее все эти годы, не пытался встретиться, но когда-то он был ей дорог, и заслуживал объяснения.
– Я не люблю риск. Мне не нравится чувствовать себя в опасности и не нравится бояться. Я люблю свою жизнь не за приключения, а за то, что она моя. Решения, которые я принимаю, ошибки, которые делаю. Для меня риск того стоит.
Спирит, который мог ее убить, тоже того стоил.
– Почему именно этот Джек? – Дамин, наконец, обернулся. – Из всех, кого ты могла бы выбрать, из всех, с кем ты могла бы быть, ты выбрала его.
– Я люблю его. И он хороший человек.
– Лучшее, что я могу о нем сказать: он приличный механик, – Дамин заметил ее вопросительный взгляд и пояснил. – Когда мы вернулись с платформы, стены-аномалии уже не было, а соседние постройки довольно сильно пострадали. Шлюпка оказалась сломана. Твой Джек ее починил.
– Он один из лучших.
– Но все еще перебивается с хлеба на воду. Дядя Элиас много о нем рассказывал.
– Отец оценивает людей в цифрах годового дохода, – пожала плечами Кейн. – Ты и сам об этом знаешь.
– Я мог бы предложить твоему Джеку работу.
Кейн покачала головой:
– Он откажется. Джек ненавидит благотворительность.
Дамин поморщился, одернул манжеты:
– Это не благотворительность. Просто у нас постоянный дефицит хороших механиков. Настолько острый, что я готов нанимать даже тех, кто меня раздражает. К счастью, я не так часто бываю в доках, мне не придется с ним видеться.
Кейн неопределенно пожала плечами:
– Спроси его, но я не думаю, что Джек согласится.
Дамин снова посмотрел за окно и замолчал. Кейн не торопила его.
– Дядя Элиас был очень недоволен, что мы не привезли схемы. Я сказал ему, что нижние лаборатории оказались разрушены. Ничего не уцелело.
– Спасибо. Ты не обязан был выгораживать меня, – Кейн это понимала, и потому была благодарна.
– Это правда, – он пожал плечами и добавил. – Мне не нравится путь, который ты выбрала, Анна. Но я видел, что стало с лабораториями – после того, как ты вернулась. Спирит может быть разрушительным, и он уже принес людям немало бед. Никто не станет плакать, если одной станет меньше.
Простыня, которой Кейн укрывали, была грязно-серой, полинявшей от постоянных стирок, тихо шуршала под пальцами.
– Это не спирит, Дамин. Беды приносит человеческая жадность, халатность и глупость.
– Ты говоришь, как настоящая учительница, – он снова посмотрел на нее и улыбнулся. Едва заметно, одними глазами.
– Я стала скучнее с возрастом. Даже мои платья уже не те, что были раньше, – она улыбнулась в ответ и ненадолго, всего на мгновение, вспомнила время, когда он ей действительно нравился.
– Хоть что-то хорошее. Я не говорил тебе тогда, но они действительно были ужасны. Самые нелепые декольте, какие я только видел в жизни.
– Тогда мне казалось, что они бросают вызов условностям.
– Нет, только чувству прекрасного.
Они снова замолчали – неловко и немного неуклюже. Как это и бывало между людьми, которые стали чужими.
– Мне нужно идти, – сказал он наконец, поднимаясь. – Я обещал встретиться с дядей Элиасом после обеда. Если хочешь, я передам ему что-нибудь.
– Не нужно.
Они оба прекрасно знали Кейна-старшего. И ей нечего было ему сказать.
Дамин пошел к двери, и Кейн смотрела ему в спину.
Он обернулся на пороге и спокойно и тихо произнес:
– Прощай, Анна.
– Прощай, Дамин.
Примерно через полчаса после его ухода скрипнула, отворяясь, безликая больничная дверь, и на пороге появился Реннар.