Нулевой Архетип

Церковь находилась на верхнем ярусе трущоб, рядом с заброшенным небесным причалом. Когда-то, еще до Первой Катастрофы, там располагался главный аэровокзал Цитадели, но после пожара его закрыли.

Воздушный экипаж Стерлинга – черная с золотом небесная ладья – мягко опустился на небольшую площадку неподалеку от Церкви. Плиты площадки были потрескавшимися, кое-где все еще черными от копоти – даже за последующие годы дожди так и не смыли гарь до конца.

Вход в Церковь был вырублен в скале – массивный и неуместно помпезный на фоне обгорелых останков старого вокзала.

Стерлинг прилетел на закате, незадолго до вечерней службы.

Внутри, в главном зале, свет падал сквозь небольшие круглые окна под потолком, косыми лучами ложился на серые плиты пола. У дальней стены, возле алтаря с символом солнца, священник в красном зажигал свечи.

Стерлинг прошел по залу, с любопытством оглядываясь. Он поравнялся с чашей для пожертвований, положил в нее один золотой юнит. Монета звонко ударилась о медные стенки.

Священник обернулся, посмотрел на Стерлинга и продолжил зажигать свечи одну за другой.

– Добрый вечер, святой отец. Трудитесь в поте лица?

– Нужно все подготовить к вечерней службе, сын мой.

– Никогда не понимал этой манеры обращения, – добродушно сообщил ему Стерлинг. – Вы слишком молоды, чтобы и вправду быть моим отцом. Я грешен?

Священнику было лет сорок на вид, у него были светлые, по-военному коротко стриженые волосы, и цепкий взгляд человека, который умеет убивать и готов это делать за достойное вознаграждение. В подобном Стерлинг разбирался, даже если этого конкретного человека видел впервые.

– Определенно, сын мой, – спокойно ответил ему священник. – Вы грешны, не раскаиваетесь и попадете в ад на вечные муки.

Он сказал это так спокойно и уверенно, что Стерлинг рассмеялся:

– А вы не щадите чужое самолюбие. К своей пастве так же обращаетесь?

– С ними я говорю о спасении, но вас вряд ли интересует спасение.

– Верно, – согласился Стерлинг. – Меня больше интересует… Механик, верно? Бог может мне помочь?

– Бог – нет, но исповедь может. Идемте.

Рядом с алтарем, в боковой стене обнаружился небольшой проход, который вел в смежный каменный зал. Окон в нем было меньше и света свечей не хватало, чтобы рассмотреть все в деталях.

У дальней стены располагались исповедальни.

– Удобно, – с улыбкой похвалил Стерлинг, оглядывая три закрытые, темные кабинки. – Если бы мне нужно было с кем-то встретиться без свидетелей, лучше места я бы не нашел.

Он был в этом месте впервые. Обычно он предпочитал обращаться к другим – проверенным – людям, но из-за показаний Кейн и пристального внимания жандармов это было неблагоразумно.

– Бог всегда смотрит за вами, сын мой. Не обольщайтесь.

– Это мало меня волнует, пока Бог не может дать показания в суде, – с улыбкой ответил ему Стерлинг.

Священник отвел его в боковую кабинку – тесную и отчетливо пахнувшую пылью – и сам закрыл дверцу.

– Придется немного подождать, сын мой.

– Терпение – это добродетель, если не ошибаюсь?

– Верно.

– Тогда давайте не тратить ее напрасно.

Ждать пришлось довольно долго, но Стерлинг на самом деле не был против. У него было время подумать. Ситуация с «Трелью» становилась чем дальше, тем уродливее, начиная с аварии в центральном узле и заканчивая неприятным, хоть и не смертельным, вмешательством Анны Кейн.

Стерлингу она не нравилась, как ему вообще не нравились идеалисты, а красавица Анна, увы, еще и умела совмещать свой идеализм с совершенно практическим талантом находить сильных союзников. Вмешательство Атреса стало неприятной неожиданностью. Стерлинг опасался этого, но никогда не рассматривал такую вероятность всерьез. У компании «Скайлинг» определенно были возможности, чтобы спасти Линнел Райт и ее платформу, но не было повода.

У Атреса не было причин вмешиваться, и все же он вмешался. Стерлинг хотел бы знать, что именно Анна пообещала. Она определенно была красивой женщиной, но в подобную любовь с первого взгляда ему не верилось.

Тем не менее, контракт между управляющим Линнел Райт и «Скайлинг» существовал, и его условия настораживали.

Что-то нужно было Атресу именно от Анны – от мастрессы, что он не мог получить официально. Что-то, для чего требовалось путешествие в Грандвейв, без сомнения, довольно опасное.

Кусочки, кусочки… они никак не складывались в цельную картину и не давали возможности действовать иначе, как грубой силой.

По-своему, это Стерлингу даже нравилось. Можно сколько угодно строить сложные схемы и планировать свои действия, но все это совершенно бесполезно и бессмысленно перед простым и безыскусным ударом в лицо. Или в спину.

Красавице Анне не следовало об этом забывать.

Стерлинг не желал ей зла. Он просто не любил, когда ущемляли его интересы. Анна Кейн сколько угодно могла считать себя благородной спасительницей. Стерлинг уже давно вышел из возраста, когда прилично играть в добро и зло. В конечном итоге все упиралось в цели и средства.