Нулевой Архетип

– Больше никого не видел, – Атрес встал ровнее, все еще не отрывая руки. – У вас есть аптечка?

– В ванной, – она, наконец, заставила себя сдвинуться с места и включить свет. После окружавшего полумрака он показался слишком ярким, заставил зажмуриться.

Так погром в квартире выглядел еще уродливее: мебель была перевернута, матрас на кровати вспороли ножом, и из него будто внутренности торчали железные пружины. Кейн передернулась, пытаясь прогнать неприятные ассоциации. Ей не следовало поддаваться эмоциям.

В какой-то степени она привыкла к риску. Она работала с Миражом и Нулевым Архетипом, обезвреживала сложные неисправные схемы, летала в места спирит-аномалий, но то был риск, который Кейн понимала и к которому была готова.

Вор в квартире не мог прорасти в нее нитями спирита, не мог выжечь ее сознание изнутри. Он был обычным человеком, который пробрался в чужой дом и перевернул там все вверх дном. Раскидал бумаги. Разбил вазу, которую подарили на день рождения студентки.

Вспорол матрас.

Интересно, зачем было разрезать матрас?

– Мне нужна аптечка, – напомнил Атрес, и Кейн порадовалась, что он не стал ни спрашивать, в порядке ли она, ни жалеть ее. Так легче было держать себя в руках.

– Да, идемте.

Кейн не знала, уцелела ли аптечка, будет ли от нее хоть какой-то толк, но решила просто довериться Атресу. Он, скорее всего, понимал, что делает.

На полу в крохотной ванной валялись осколки зеркала, Кейн успела поймать свое отражение в одном из них, шкафчик на стене оказался пуст. Выпотрошенная аптечка обнаружилась в углу под умывальником. Салфетки выпали и промокли, но бинты не пострадали, неподалеку валялся пузырек йода и таблетки от простуды.

– Извините, у меня почти ничего нет, – Кейн собрала то, что нашла, и продемонстрировала Атресу.

– Мне почти ничего не потребуется, – он неловко стянул сюртук и галстук, принялся расстегивать рубашку. Кейн захотелось отвернуться, чтобы не смущать его, но она решила, что это было бы глупо. – У вас есть швейные принадлежности?

Он снял рубашку, и Кейн обратила внимание на расцветившие кожу едва заметные спирит-линии – схема уже начала проникать в тело. Этих линий пока было немного, и располагались они поверх кожи, но само расположение оказалось неудачным. Чем глубже проникал спирит, тем меньше было шансов, что Атрес сможет пережить расщепление.

Он наверняка и сам это понимал, поэтому Кейн не стала ничего говорить.

Отчасти она даже радовалась, что можно было отвлечься от случившегося и снова начать думать, как мастресса – о спирите, схемах и шансах на удачное расщепление.

– Вы сказали мне, что это просто царапина.

– Это царапина, которую нужно зашить. – Атрес продемонстрировал рану, и Кейн мысленно с ним согласилась. Порез выглядел не так уж и плохо. Когда Кейн приглашали экспертом к жертвам спирит-аварий, ей доводилось видеть и худшее.

Иголку с ниткой Кейн обычно носила с собой в сумочке, на всякий случай, и сейчас это пришлось очень кстати, потому что вряд ли бы их удалось найти в окружающем бардаке.

Атрес сел на бортик ванны, снова зажал рану ладонью – неглубокий порез, в котором проглядывала кость ребра – и молча следил за действиями Кейн, пока она подготавливала все необходимое.

– Вы не впадаете в истерику от вида крови, – сказал он. – Это хорошо.

– Я… – она замолчала, пытаясь подобрать слова, и закончила, неловко пожав плечами. – Можно сказать, что у меня крепкие нервы. Я все-таки мастресса.

– У всех мастресс крепкие нервы?

Наверное, он не верил ей.

– Один из документов, необходимых для поступления на факультет архетипа – справка о посещении Тринадцатой больницы, – сказала она. – Знаете, что это за место?

Тринадцатая больница занималась исключительно пострадавшими от спирита, о чем Атрес не мог не знать.

– Да.

– Тогда вы и сами понимаете. Люди со слабыми нервами после того, что там видят, не идут учиться на мастресс.

Тогда после первого посещения Кейн стошнило, и она на год отказалась от Университета. Еще несколько месяцев ей снились изувеченные тела, ожоги и безвольные, бессознательные люди в белых, пропахших лекарствами палатах.

Но в конечном итоге нежелание зависеть от семьи, быть приложением к собственному статусу, все же победило.

Во второй раз в Тринадцатой больнице оказалось проще.

– Это так интересно? – спросил Атрес и пояснил: – Изучать спирит.

– Да, – просто ответила Кейн, отвернувшись от него, чтобы помыть руки. – Знаете, тогда я даже не думала, что так увлекусь. Мне просто нужно было сменить обстановку. Я не понимала, что такое Мираж. Для меня не было это важно, меня волновал только мой собственный маленький мирок и возможность не пускать в него посторонних. А потом оказалось, что снаружи, за его границами, еще много всего.

Атрес сел ровнее и убрал руку от раны. Он дышал размеренно и будто отсчитывал про себя каждый вдох и выдох. Почему-то он не просил обезболивающее.

Впрочем, он ведь считал рану царапиной.

Кейн оторвала кусок бинта, чтобы стереть кровь вокруг пореза.

Атрес напрягся, но ничего не сказал.

– Больно? – спросила Кейн.

– Терпимо. У меня высокий болевой порог, – ответил он.